Анатомия страха
Шрифт:
Внимательно оглядев Диму в целом и его костюм в частности, особо задержавшись на стоившем дороже костюма галстуке, он удовлетворенно кивнул:
– Излагай!
– Дело такое, Павел…
Лисицын махнул рукой:
– Просто Павел. Без церемоний. Мы, вроде, ровесники. Ты, кстати, в каком звании ушел на вольный выпас?
– Майор.
– А я вот отстал, подзадержался в капитанах. Ну, это ничего, догоню. Так что там у тебя?
Подумав, Дима вытащил коньяк и шоколадку.
– Это дело!
– потер руки
Тут в дверь поскреблись. Подмигнув Диме, как заговорщик, капитан мгновенно убрал бутылку.
– Да, войдите!
– крикнул он.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась благообразная бабуля в детской панамке. Павел застонал:
– Ну, Васильевна, миленькая моя, ну что же ты от меня хочешь еще? Я уж и так из-под себя выпрыгнул. Ну напиши ты на него заяву, что он тебя бьет и вещи тащит.
– Не надо заяву, Павел Григорьевич, - старушка смахнула слезинку и улыбнулась дрожащими губами.
– Он ушел. Совсем ушел. Записку оставил, чтобы не искали. Знаете, я решила себе по такому случаю в магазине пирожное купить. Самое маленькое.
– Васильевна, купи себе самое большое. Заслужила. Главное, чтобы не передумал.
Бабулька исчезла, и коньяк, как по волшебству, снова оказался на столе.
– Ужас, - сказал Павел, доставая из шкафа стаканы.
– Жила себе бабка, не тужила, вдруг появился племянничек-сирота спид Полтавы, нарконавт. И поехало. Что я с ним только не делал, даже на принудиловку устраивал. А бабка его все жалела - родная кровь, не выгонишь ведь, как собаку. Слушай, Митрий, тут нам все равно выпить не дадут, так и будут до ночи ходить, пока окно светится. Пойдем ко мне, я тут рядом живу, у леска.
– А не боишься домой незнакомого человека приглашать?
– усмехнулся Дима.
– Да какой ты там незнакомый! Если уж Стоцкий по твоему поводу колотится!
«Надо же, какой Валька оказывается важный персона!» - подумал Дима и согласился.
«Лесок» оказался худосочными елками, за которыми, как сообразил Дима, должна была скрываться Пискаревка. Павел забежал в приземистый магазинчик и через пять минут вернулся с буханкой хлеба и пакетом сока.
Они вошли в темный вонючий подъезд «свечки». Вниз по лестнице, ко второму входу, порскнули какие-то тени.
– Пацанва, - вздохнул Лисицын.
– Гоняю без конца, а что толку, куда им деваться-то? На улице холодно.
Участковый жил в цокольном этаже, или, как он выразился, в бельэтаже.
– Проходи, - сказал он, открывая обитую черной клеенкой дверь.
– У меня бардак, не пугайся. Жена уехала на неделю, дочь в академии балетной учится, в интернате, только на выходные приходит. Ты, кстати, как к пельменям относишься?
– К нормальным - нормально.
– Тогда сейчас сварганим.
Насчет бардака хозяин явно кокетничал. Кухонька была крохотная, но опрятная. На узком подоконнике выстроились горшки с кактусами, один из зеленых шариков, похоже, собирался цвести.
– Видал уродов?
– кивнул Павел.
– Ни одного цветка приличного, одни колючки. Эта Лиза моя собирает, дочка. А у тебя дети есть?
– Нет.
– А жена?
– Развелся. Давно уже.
– И не грустно одному?
– спросил Павел, вытаскивая из шкафа необъятную белую кастрюлю.
– Я вот в восемнадцать женился и теперь даже не представляю, как можно холостым жить. Иной раз так Рая достанет, думаешь: хоть бы ты уехала куда, пила электрическая! А уедет - места себе не нахожу, скучаю. Дим, ты не обидишься, если я коньячок заначу? К пельменям-то лучше водочки. У меня «Синопская» есть. Ты как?
– За!
Под «Синопскую» и приготовленный Димой желтый сырный соус пельмени исчезли со скоростью звука. Они с Павлом болтали так, словно были знакомы с детства, и Дима мысленно простил и облобызал Птицу, не заявись который с утра, сидел бы он, Дима, сейчас дома перед телевизором, жевал вчерашнюю картошку и размышлял о своей унылой жизни.
Бутылка кончилась быстро, и Павел сбегал за второй, которую заедали шпротами и сморщенными сосисками. Около двух ночи Дима наконец сообразил, что пора и честь знать.
– Поймаю такси, - сказал он.
– За машиной завтра пришлю кого-нибудь.
Павел переоделся в цивильное и пошел его провожать. Они выбрались на проспект и начали высматривать редкие машины. Но ни такси, ни частники останавливаться почему-то не желали. Тогда они присели на лавочку и решили спеть.
– Мне малым-мало спалось, - фальшиво выводил Дима.
– Ой да во сне привиделось!
– басом подтягивал Павел.
Они начали было «Лучинушку», но тут рядом взвизгнули тормоза.
– А ну, мужики, по-хорошему поехали в трезвиловку план выполнять, - донеслось из патрульного «УАЗика».
К Диминому удивлению, вместо того, чтобы уладить дело мирно, Лисицын что-то подсчитал в уме и радостно согласился.
– Поехали, - шепнул он Диме.
– Все будет хоккей. И даже лучше.
По дороге они попробовали еще попеть, но им вежливо предложили заткнуться.
Зайдя в вытрезвитель, Лисицын поинтересовался, где Сеня. На звук голосов вышел сам Сеня - как выяснилось, дежурный.
– Какие люди! Григорьич! Проходи! А это кто с тобой?
– Это Дима. Наш человек!
– Пошли ко мне быстренько. У меня коньячок есть. Армянский, как ты любишь. Пацаны, свободны!
– отпустил он сонных санитаров.
Дальнейшее Дима помнил отрывочно. Говорили о женщинах - и он рассказал о Ксении, учинившей в его квартире настоящий разгром. Говорили о политике - и он рассказал, как ему предлагали состряпать компромат на очень даже известных - не будем называть имена!
– людей. Заговорили о Чечне - и тут Диму прорвало.