Анчутка
Шрифт:
Как ни крутил Триза это в голове, никак картина не складывалась. Одни загадки. И еще – единодушное неприятие решения проблем при помощи ведьмака.
Если так дела пойдут и дальше – можно докатиться до того, что мечом придется махать не перед драконом, а перед ротозеями на ярмарке. С целью прокорма.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Триза напряг ведьмачье зрение и начал разглядывать окрестности вдоль дороги. Картина была обычная – следы мелкой и крупной живности, птичьи посиделки, нечастая нечисть на полях и у дороги.
Возле леса, где дорога пересекалась с тянущейся из леса неприметной тропкой, сидел шиш и старательно крутил подъезжающему ведьмаку фиги. Триза усмехнулся – нечисть была чрезвычайно увлечена, выкручивая каждую фигу, как скульптор затейливую статую. Он увлеченно пыхтел, высовывал от стараний язык, пускал слюни и скреб ногами по дорожной пыли.
Выкрутив очередное творение, шиш одобрительно разглядывал его со всех сторон, потом тыкал ею в сторону ведьмака и принимался за новую фигу. Шиш не догадывался, что его видят, и наслаждался как мог.
Триза, сняв с седла ремешок, нагнулся и несильно шлепнул шиша по лапе с фигой. Тот от неожиданности подпрыгнул и укатился с дороги в траву.
Оглянувшись, ведьмак увидел обалдевшего шиша, выбирающегося из репьев. Посмотрев на всадника, шиш прищурился и сказал вдогонку:
– Если что, я тебя запомнил.
Возвращение модника
С утра Леха, расспросив Сидора о дороге в сторону столицы, решил запастись провиантом. Как ни крути, а следовало найти след ведьмака, да уточнить у старост о том, кого они собрались воевать с его помощью. И куда бы не завела дорожка, всегда веселее бродить на сытый желудок.
В деревне, на удивление, промыслы насчет пожрать были разнообразными. Сидор объяснил егерю дорогу к сыроварне, неподалеку был двор колбасника, а зелень и свежую лепешку могли разыскать почти в любом дворе.
Сыровар и вправду оказался мужиком продуманным и обстоятельным. Уточнив, для какой нужды сыр, он сразу повел Леху в каменную пристройку и выложил на стол два круга соленого твердого сыра. Сыр был интересный, на срезе кусок слоился тонкими волокнами, и не имел сильного сырного запаха.
– В дорогу возьми, он не портится, ежели только подсохнуть может. Но он и сухим на пользу пойдет.
Походив с час по пристройке и подивившись мастерству сыровара, Леха взял один круг соленого сыра и, для интереса, ломоть желтого, с огромными дырками. По словам сыровара, желтый сыр хранился день – два, но от него шел такой умопомрачительный запах, что Леха не смог пройти мимо.
Во дворе колбасника испытание для нервной системы было посерьезней. Каждое кольцо колбасы, представленной егерю на пробу, источало такой аромат, что Леха обреченно махнул рукой, отказался от всяких проб и на усмотрение колбасника запросил колечко колбасы на короткий путь и колечко про запас.
Упаковав в бумагу кольцо копченой и палку твердой как доска вяленой колбасы, колбасник ушел в погреб и вернулся с двумя горшочками тушенки.
– Это в дороге первое дело. Хочешь – на суп наковыряешь, а не хочешь – прямо в горшке на костре и подогреешь. Тут горшок как раз на один день одному.
Анчутка, сидя на плече, беспокоился, дергал Леху за плечо и время от времени напоминал, – Лех, ты главное хлебушка не забудь Ладно, Лех? Не забудешь?
Забрав мясное, Леха пообещал анчутке хлебушка не забыть, прошелся по дворам, добавил к покупкам еще туесок с чищеными орехами и баночку меда. Все остальное для дорожного пропитания обещал добавить Сидор.
***
В комнате Леха вытряхнул рюкзак и начал перекладывать его заново, распределяя провиант по длительности хранения, а заодно проведя ревизию остатков сухпайка. Анчутка сидел на столике и с нескрываемым интересом разглядывал Лехины пожитки. Особый интерес вызвал «Вихрь», а также, как ни странно, сам рюкзак. Впрочем, такому интересу к рюкзаку Леха не удивился – он сам, впервые получив личный штурмовой рюкзак, долго удивлялся его удобству, продуманности вплоть до мелочей, а также непривычному каркасу из гибких пластин и поясничной разгрузке.
От созерцания егерских пожиток анчутку отвлекла возня в углу. Он, по обыкновению, мгновенно исчез. Леха, надев очки, увидел в углу старого знакомого – домового.
Если точнее, то Леха увидел старого нового знакомого. Перед анчуткой стоял обычный, нормальный домовой. Кое-где еще борода поблескивала рыжим цветом, не до конца отмытым, но только это и напоминало беспокойные времена любовного угара.
– Быстро обернулся. Как родня? – Леха помахал рукой.
Домовой подошел к Лехе и изобразил какой-то полупоклон – полуприседание.
– От евсеевой родни поклон передаю, велели. За то, что пещеру открыл. Им то теперь до осени ждать, пока новую избу поставят погорельцы.
Анчутка сложил лапки на груди, как херувимчик: – дождались почтения! Так подойди поближе да поклонись пониже.
Леха показал анчутке кулак. Анчутка замер, потом поводил носом, засопел и шмыгнул в угол, откуда пришел домовой. И, поковырявшись в углу, вернулся с мокрым цветком кувшинки в лапке.
– Леха, ты смотри, цветочек то какой. Бороду то отмыл, а до мозгов, похоже, не добрался.
Домовой повернулся к анчутке: – не твое – не трогай! Мне кикимора по дороге подарила.
– Куда хрен – туда и ноги, – анчутка сунул домовому кувшинку в руку и полез на стол.
– Уймитесь, – Леха повернулся к домовому. – Какие планы на жизнь?
– Хозяйство вести – не задом трясти. – Домовой развел руками. – Я родню в гости пригласил, на днях обещались. Вот от хозяйского угощенья меду им припас, им то нужнее. А мне порядок навести, а то от постояльцев, бывает, всякая нечисть лезет. Давеча вон хухлик в комнату влез, так купец всю кровать обкашлял.