Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.

Андреев Даниил Леонидович

Подпись одна: Гермоген.

А в поле дикое

Мчатся, гикая,

Мчатся все еще

Волны воль,

Рвань побоищ,

Пустая голь.

Но в ночи зимние

Тихие пазори

Встали по многострадальной земле:

Молятся схимники,

Молятся пастыри

Потом кровавым

за мир во зле:

– О, Матере Пренепорочная!

Заступница землям гонимым!

Ты

светишь звездой полуночною,

Хранишь омофором незримым.

Утиши единством неложным

И буйство, и злое горение,

Конец положи непреложный

Конечному

разорению!

И над свечами

Духовных ковчегов

Тихо яснеет сходящий покров –

Кров от печали,

От ярых набегов,

От преисподних вьюг и ветров.

Звон

медный,

Звон

дальний,

Зов

медленный

В мир

дольний,

Всем

алчущим –

Клад

тайный,

Всем

плачущим –

Лад

стройный,

Чуть

брезжущий

В мрак

мира

С бесплотных вершин

дней,

Плывет по полям

сирым

Вдоль пустошей,

нив,

пней.

Наездник уронит поводья

В урочищах, сгибших дотла,

Заслышав сквозь гул половодья

Неспешные

колокола.

Рука поднимается,

Чело обнажается,

Во взоре затепливается

тихая боль,

И встречным молчанием,

И вечным знамением

Себя осеняет пропащая голь.

И скорбно, и тонко, и сладко

Поют перезвоны вдали

От Троицкой лавры, от Вятки,

От скал Соловецкой земли.

И зов к покаянию,

К забвенью розни,

Ни расстояния,

Ни шумы жизни

Не властны в плачущих

Сердцах ослабить, –

О, белый благовест!

Небесный лебедь!

Он тих был везде: по украйнам

У хаток, прижатых к бугру,

По жестким уральским арайнам,

В нехоженом Брынском бору,

По стогнам, дымящимся кровью,

Смолкала на миг у костра

Лихая сарынь Понизовья,

Казань, Запорожье, Югра.

Бродяга в избитой кольчуге

Задумывался

до зари

На торжищах пьяной Калуги,

На пепле скорбящей Твери.

Юдоль порывалась к сиянью,

Сквозь церковь сходившему в ад,

И огненный клич – К покаянью! –

Пошел по стране, как набат.

Келейно, народно, соборно,

Под кровом любого жилья,

Лен духа затепливая,

Воск воли растапливая,

Заискрились свечи, как зерна

Светящихся нив бытия.

Детища демона

тысячеглавого

Борются в схватках

орд и дружин;

Темные ядра грядущей державы

Щерятся в каждом,

Русь закружив.

Но обращается взор демиурга

Солнцеподобным лучом

в глубину:

Не к атаманам,

в чьих распрях и торгах

Исчадья геенны

рвут

страну;

Не к вольницам, чья удалая свобода

Закатывается

под карк воронья, –

Но к вечным устоям,

к корню народа,

К первичным пластам его бытия.

Туда, где лампаду веры и долга,

Тихо зажегшуюся в ответ,

Не угасят –

ни хищная Велга,

Ни те, кому знаков словесных нет.

В глубь сверхнарода, из пыточных стен

Зов демиурга шлет Гермоген.

Кличут на площади,

Кличут на паперти,

Кличут с амвонов, с камней пепелищ,

И толпы все гуще,

И новою мощью

Народ исполняется, темен и нищ.

Зверин по-медвежьему,

Голоден, – где ж ему

Ратью босой опрокинуть врага?

С бесовского Тушина

Царство разрушено

И разнизались

все жемчуга.

Виновен – как русский,

но волей – невинен,

Подвигнут на бой

набатом души,

Выходит в народ

родомысл

Минин

Из Волжской богосохранной глуши.

Саженные плечи,

выя бычачья,

Лоб шишковат и бел, а глаза –

Озера в дремучей керженской чаще,

Где пляшет на солнышке стрекоза.

Истово и размеренно

годы

В набожном скопидомстве текли

У щедрых и горьких сосцов природы,

В суровом безбурье черной земли.

Но колокол потрясающей Правды

Ударил по совести,

и жена

Уже причитаньями красит проводы,

В сердце покорное поражена.

Он говорит на горланящем рынке –

Чудо: народ глядит, не дыша,

В смерде, в купце, в белодворце, в иноке

Настежь распахивается душа,

И золотые сокровища льются

В чашу восторга,

в один порыв,

Будни вседневной купли и торга

Праздником мученичества

покрыв.

Дедами купленное,

Годами копленное,

Лалы, парча, соболя, жемчуга –

К площади сносятся,

Грудою высятся, –

Отроки просятся

На врага.

В тесной усадьбе