Андрей Боголюбский
Шрифт:
С западной стороны Печернего города вырос новый город знати. Здесь стояли церкви Спаса и Георгия, а около них красовались своими нарядными теремами княжеские дворы. Дальше видны были огороженные тыном усадьбы бояр и дворян. Здесь тоже насыпали высокий земляной вал, копали глубокий ров. Кроме рубленных из брёвен Медяных, Орининых и Волжских ворот, начали строить новые въездные ворота из белого камня. Это будет твердыня обороны города и его пышные въездные ворота, над которыми поднимет золотую главу надвратный храм покровительницы города - Богородицы. Ещё Великий Ярослав, укрепляя
На стройке ворот вместе с Николаем работал и Алексей. Громадные дубовые полотнища воротных створ сковывали снаружи листами золочёной меди. В лучах солнца ворота сверкали, как золотые.
Справа от ворот открывалась нарядная картина княжеских дворов с белокаменными храмами Спаса и Георгия, стоявшими на высоком обрыве над Клязьмой. Прямо от ворот шла главная улица города. Другим своим концом она упиралась в Торговые ворота Мономаховой крепости. За её потемневшей от времени стеной на высоком углу крепости возвышались величавые стены Успенского собора.
Часто во время работы Алексей поднимался по узкой каменной лестнице внутри воротной башни на верхнюю боевую площадку ворот. Здесь пахло влажной известью и каменной пылью. Перед ним широко расстилалась панорама города и необъятные дали пойм с синими лесами у края неба. Внизу на улице мелькали фигуры всегда чем-то занятых горожан. У ворот княжеского двора толпились нищие в выгоревших на солнце лохмотьях. Медленно расхаживали по забралам стены княжеские воины, поблёскивая серебристыми шлемами. Над городом плыл глухой гул человеческих голосов, перебиваемый стуком и звоном, доносившимся из мастерских ремесленников.
Смотрел Алексей на эту кипучую жизнь города и чувствовал какую-то гордость. Вспоминал, как несколько лет назад с мечником Прокопием приехал он во Владимир. Город его ошеломил. Страшно было подумать, что придётся остаться жить в этой сутолоке людей, среди шума и грохота ремесленных мастерских. Постепенно он начал осваиваться. Город привлекал широтой возможностей, своей деловитой и бойкой жизнью. Алексей гордился тем, что он не холоп, а горожанин и вместе со всеми участвует в украшении стольного Владимира.
Алексей видел, что строительством Золотых ворот интересовались не только горожане-владимирцы. Приезжали сюда из Ростова и Суздаля, из Переяславля-Залесского и даже Дмитрова.
– Ты, молодец, - поучал молодого каменщика купец, приехавший из города Юрьева-Польского, - руку себе не повреди. Не ровен час, бухнешь молотком по пальцам! Работать нужно не спеша.
Небольшая группа бояр, задрав бороды, долго смотрела, как обивали золочёной медью главу надвратной церкви. Алексей посмотрел вниз.
– Что ты, Алёшка?
– спросил его Никита.
– Господин мой, - махнул Алексей рукою, - боярин Иван…
– Этот толстый, с посохом в руке?
– Он самый.
Никита наклонился, поднял щепочку и запустил ею вниз, нацелившись в боярина. Внизу закричали:
– Эй, дьяволы, что швыряетесь! Вот мы ужо до вас доберёмся…
Подобрав полы длинных кафтанов, бояре поспешно удалились. Наверху, на воротах, засвистели и заулюлюкали.
На леса поднялся Яким Кучкович.
– Ты швырялся?
– угрюмо спросил он Алексея.
– Нет, не я, боярин.
– А кто?
– Не ведаю.
– Не делом занимаетесь!
– сказал Кучкович.
– Жалуются нарочитые мужи.
Мастера знали, что со своими холопами боярин лют, словно цепной лес, а здесь, на лесах, он разговаривал всегда спокойно. Все молчали. Кучкович понял что наглые княжие холопы смеются над ним. Раньше за такие дела велел бы бить их кнутами да бросить в яму. Теперь этого делать нельзя. Князь не позволит… Боярин постоял и молча повернулся.
Каменщик Никита шепнул Алексею:
– По глазам видел - рад был спустить с нас шкуру а не смеет. Страшится, как бы не уронил кто сверху ему на голову камень.
В последнее время у Якима на душе было тяжело. Князь легко справился с Леонтием, теснил бояр, захватывая всё большую власть в свои руки. С каждым годом он становился сильнее и недоступнее. А они медлили и не могли найти человека, который бы его убрал. Княгиня на их стороне: могла бы подсыпать Андрею в питьё какого-нибудь зелья, да испугается. Сердце, как у куры. Нужно действовать самому. Якима и его друзей не радовали ни соборы, которые строил и украшал князь, ни крепостные валы, которыми он обносил города своей земли, ни эти Золотые ворота.
Вечером боярин решил пойти к князю и сказать ему о дерзости холопов.
«Повелит наказать, - думал он удовлетворённо.
– Нешто можно холопу бросать щепой в боярина? Не откажет он мне в челобитье, повелит холопов схватить. Али мастера и орачи ближе ему, чем мужи почёта - бояре?»
Яким был уверен, что он князю нужен. Дерзко держал он себя перед Андреем.
– Мастера работают лениво, - говорил он так, будто выговаривал Андрею.
– Работы остались малые, но люди твои, княже, совсем от рук отбились. Не столько работают, сколько зубоскалят. Да и распустились, чинят обиды. Сегодня в суздальских нарочитых мужей беглый холоп моего брата Алёшка щепками швырялся. Повели схватить его и отправить к брату Ивану!
Андрей скосил глаза, посмотрел удивлённо:
– У меня о сузлальских мужах нарочитых голова не болит. Да и тебе, боярин, опекать их не следует.
Кучкович хотел возразить, но в голоса Андрея зазвучали твёрдые ноты:
– Ворота в надвратную церковь закончить, как повелел, в срок. Освящать храм будем через два дня.
– Прости, княже, неразумного!
Боярина подмывало сказать князю всё, что наболело за годы его княжения во Владимире, но он молчал, зная, что эти слова не принесут пользы.