Андрей Боголюбский
Шрифт:
Первого ноября, в день Козьмы и Демьяна - праздника всех кузнецов, - в избу Алёшкиного деда пришёл боярин Иван. Старик Кузьма хоть и бедно жил - работать, как прежде, не было сил, - но всё же в этот день стоял у него на столе кувшин с мёдом. Боярин Иван перевалился через порог и первое, что увидел на столе, - этот кувшин. Склонив седую голову, дед пригласил боярина к столу.
– Работать, так тебя нет, а лакать мёд можешь!..
– Чтобы завтра ноги твоей здесь не было! Иди куда хочешь. Кормить тебя я не
Боярин вышел, но тут же возвратился:
– Передай своему щенку - живого или мёртвого я его добуду!
Кузьма выслушал боярина молча, а когда он ушёл, стал собираться в дорогу. Он не унывал: знал, что Алексей во Владимире, у мастера Николая, под защитой князя.
Весь день Кузьма шёл, не отдыхая, обходя деревни, боясь встретиться с боярскими слугами. Ветер и снег мешали ему в пути. Переночевал в стоге сена на лесной поляне. На второй день он вышел к околице большой деревни.
– Откуда идёшь, дедушка?
– спросила его невысокая девушка, нёсшая на коромысле ведра.
– Откуда иду, туда не возвращусь. А ты лучше подай Христа ради.
Девушка опустила коромысла и вытащила из-за пазухи краюху:
– Возьми. Дед принял.
– А ты чья будешь?
– спросил он, отламывая малый кусочек.
– Матушкина дочь.
– Это я вижу.
– Батюшки нет у меня, помер.
– А как зовут тебя?
– Ариной.
– Ну, Арина, что пожелать тебе за твою доброту? Жениха хорошего!
Девушка зарделась:
– Спасибо.
Кузьма взял в руки рябиновый посошок и тронулся дальше.
Озябший и голодный, добрался Кузьма до Золотых ворот. Прояснилось небо, перестал идти снег. Кузьма снял шапку и молча постоял перед незнакомым городом. Где-то здесь живёт Алёшка… Каков он? Сколько миновало лет с тех пор, как увёз его Прокопий…
– Ты с кем разговариваешь?
– остановился перед Кузьмой высокий белокурый парень.
– Сам с собою, сынок. Люблю поговорить с умным человеком!
– Ах, вот оно что!
– Скажи мне, паробче, где здесь слобода кузнецов? Нужен мне дом мастера Николая.
Парень насторожился:
– А тебе мастер Николай зачем?
Кузьма поправил висевший на плече мешок. Старику понравился парень со вздёрнутым носом и озорными глазами.
– Да ты, старик, уж не дед ли кузнеца Алёшки?
– хлопнул Кузьму по плечу Никита.
– Его самого, родимый. А ты разве с ним знаком?
– Да это, почитай, мой лучший друг…
– Алёшка, принимай гостя!
– кричал Никита ещё у ворот.
Испуганные кузнецы выбежали во двор.
– Какого гостя?
– А вот не спрашивай!
– Веди, веди! Гостю мы всегда рады.
Алексей с Николаем переглянулись. Они не знали, что думать. Открылась калитка, и Алексей увидел во дворе сгорбленного старика, одетого в лохмотья.
– Пойди, Алёшка, - посторонился Николай.
– Помоги гостю.
Алексей неуверенно переступил порог и задержался. Он смотрел на стоящего человека и ничего не понимал. Сделав ещё шаг, он вдруг почувствовал, как тёплая волна подступила к глазам, захлестнула по сердцу, закружила голову…
Затопили печь. На сосновых стенах избы дрожали золотые пятна огня. Дед Кузьма, Николай, Прокопий и Алексей сидели за столом. Ещё никогда Алексей не чувствовал себя так хорошо! Не верилось, что дед Кузьма здесь, с ним, под одной кровлей.
2
Зимой поп Фёдор был приглашён князем Андреем Юрьевичем во Владимир. Его часто видели в Успенском соборе.
Высокий, широкоплечий, в чёрной одежде, он всегда стоял подле князя. В этот день, как обычно, Фёдор выстоял длинную службу в Успенском соборе и возвратился в покой. В дверях его встретил молодой послушник с бледным, восковым лицом:
– Что приказать изволишь, отче?
– Позови Паисия.
Послушник исчез бесшумно, словно растаял.
Сняв чёрную бархатную шапку, Паисий перекрестился в угол на горящие лампады. Подошёл к стулу. Фёдор протянул ему свои холеные, надушенные ароматным ладаном пальцы:
– Ну, каковы вести от патриарха цареградского, Паисий?
Паисий начал рассказывать о своём путешествии в Царьград. Фёдор слушал молча.
– Ты поведал патриарху, как говорил тебе князь, что в победе над булгарами помогла нам Богородица?
– Да.
– Уверовал патриарх, что владимирская икона чудотворна?
Паисий развёл руками:
– Нет, отче! Греки сомневаются в святости иконы. Но праздник первого августа патриарх всё же признал.
– Как же он разрешил этот праздник?
– Первого августа, когда князь Андрей Юрьевич нанёс поражение булгарам и взял их город Бряхимов, греческий император Мануил одержал победу над сарацинами. Патриарх этим праздником признал нашу победу над неверными и победу греческого императора Мануила.
Паисий умолк.
– Хитры греки! Ну, иди, поведай обо всём князю. Перекрестившись ещё раз на иконы, Паисий поклонился.
Поздно вечером Фёдор зашёл в покои княжого терема.
Андрей читал при свете толстой восковой свечи. Услышав скрип половицы, поднял голову:
– Рад видеть тебя, Фёдор! Слышал новости из Царьграда?
Фёдор усмехнулся:
– Слышал, княже.
– Признал патриарх наш праздник?
– Признать-то признал, да в память победы императора Мануила. В один и тот же день победил ты, князь, и греческий император Мануил.