Андрей
Шрифт:
— Хочу, чтоб ты прочёл. — Она выскользнула из моих объятий, мокрая и горячая, словно волна. — Смотри.
Что это? Я принял из ее рук сложенный вчетверо лист бумаги. Перед глазами запестрели имена, названия, даты и цифры… Я не знал, кто были эти люди, но против каждой фамилии стоял крестик.
— Их больше шестидесяти за последние четыре года, — ровно, без эмоций пояснила Лана, опускаясь рядом на колени. — Причины смерти я не указывала, они однообразные: погиб в пьяной драке, утонул, умер от заражения крови, непонятной инфекции, остановки сердца. По фактам гибели некоторых заведены уголовные дела, до остальных никому нем
Я поднял на нее удивленный взгляд. Она устало покачала головой…….
— Ты все еще не понял? Существуют два клана умников, одни ищут могилу, другие охраняют ее. Или считают, что защищают от вандализма первых. По сути, мне не жаль ни тех, ни других, у них есть ради чего жить и ради чего умереть. Но рано или поздно кто-то должен попытаться остановить всё это.
— Почему я?
— Почему нет? — Лана коснулась упрямым лбом моего плеча. — Это не моё решение. Но если мы не можем влиять на собственную судьбу, почему бы не попытаться изменить чью-то? Так интереснее.
— Я могу погибнуть?
— Да. Нет. Не знаю. — Её улыбка становилась всё лучистее с каждым словом. — Почему именно ты? Несколько лет назад, когда я прошла посвящение и человеческая кровь стала моим напитком, мне приснился сон. Я шла по снегу, босая, и вела за руки двух малышей, у старшего были твои глаза. Потом я долго искала тебя. Искала, не ища. Мы не могли не встретиться. Мне подарили тебя. На время. И я должна буду тебя вернуть. Но за этот подарок — за нашу встречу, за этот день, за каждый поцелуй — придётся платить. Я обречена платить тобой… — А я…
— Нет. Ты не сумеешь, тебе не дано платить по счетам мною. Обмен не всегда равноценен, и цену устанавливаем не мы. Но, с другой стороны, никогда не поздно отказаться. Попробуешь?
Её пальцы мягко выхватили страшный отчёт смерти, и смятый список упал на пол. Больше я не видел его ни разу, а в тот день она просто стёрла губами все мысли из моей головы, как было уже неоднократно. А все необходимые вопросы, касающиеся этого дела, я задавал уже не ей, а себе…
Что можно спрашивать у женщины, которая ищет твоей любви и защиты? Ничего. Что она может открыть тебе, кроме своего сердца? Ничего. Что ты можешь ждать в награду, если не предашь, не струсишь и победишь? То же самое — ничего…
По крайней мере, в моём миропонимании. Попытайся я поднять эту тему с Ланой, она бы смеялась, ибо для неё все эти аспекты разнообразного «ничего» именовались одним словом — «урок». И если я это до сих пор не понял, не её проблема и даже уже не моя. Я проблемы решал, она от них избавлялась. А результат…
Ночью был убит один из наших. Свидетелей нет. Тело нашли в старом водогоне, на расстоянии трёх километров в степь от нашего лагеря. Дежурные уверяют, что не спали, тем не менее исчезновение члена отряда никак объяснить не могут. Рядом с телом никаких следов, ни человека, ни животного. На самом убитом всё цело, и одежда, и ценные вещи (мобильный телефон, золотое кольцо, золотая цепь, кошелёк, документы), признаков насильственной смерти не обнаружено. Приехавший казах-участковый, подумав, объявил об акте суицида. Наш боец, как и все отобранные для этой операции, обладал устойчивой психикой. Что могло заставить его тайно покинуть лагерь, уйти на такое расстояние и лечь лицом вниз в водогон, где уровень воды едва достигает метра?!
Мне хватило всего двух дней, чтобы ужаснуться, в каком нереальном вакууме лжи мы живём. Я аккуратно прозондировал всех своих знакомых, хоть как-то связанных с определёнными кругами и владеющих информацией. Трое отмолчались, четвёртый неопределённо махнул рукой и посоветовал не маяться дурью. С другой стороны, он же перезвонил мне пару часов спустя с чужого номера, предложив выпить кофе где-нибудь под вечер на набережной. Место было выбрано довольно людное, тем не менее сам разговор проходил в свойственной людям его круга манере.
— Ты хороший парень. Зря влез в это дело, но перевоспитывать тебя не буду, поздно, засветился уже. Поэтому быстро и коротко — спрашивай. Без названий, мест и имён.
— Там… действительно гибли люди? Спокойный кивок.
Это связано с раскопкой могил… Кивок.
— …и некими тайными знаниями? Полуулыбка. Понятно, значит, никакой особой тайны в этом давно нет.
— Ваш отдел как-то контролирует происходящее?
Кивок.
— Кто заинтересован в раскопках? Также полуулыбка, глаза подняты
кверху.
— Ваши могут их остановить? Секундное размышление. Кивок.
— Но не сделают этого, пока не получат чёткого приказа?
Ещё кивок.
— Ты знаешь Лану? Улыбка стала хищной. Знает.
Ей грозит опасность? Кивок.
— А мне?
Неуверенное передёргивание плечами…
— Я могу, если что, на тебя надеяться? Чёткое отрицательное мотание головы. Ладно, я особо и не рассчитывал.
— Ещё кофе?
— Спасибо, мне пора. Жена заждалась. Как твоя командировка в Сербию?
— Нормально. Обошлось без стрельбы, я успел в Метохию ровно за неделю до отделения Косова.
— Ну слава богу. Будет вечерок, звони, пообщаемся на эту тему. За кофе заплатишь?
— Разумеется.
Он пожал мне руку и ушёл быстро, не оборачиваясь, словно ему было абсолютно всё равно, что и как будет со мной дальше. Он всегда был такой, ещё со времён нашей совместной службы на границе. И ещё с тех времён я точно знал, что он так же молча прикроет мою спину, не дожидаясь просьбы и не ожидая благодарности. Хотя бы только поэтому и я не имел никакого права подставлять его, даже на уровне диалога.
Уже дома списался с Ланой, но назначить встречу не получилось.
«Как сама?»
«Хорошо! Пью кровь, вкусно! Возрождаюсь к жизни. Как ты?» «Нормально. Увидимся?» «Может, завтра, после работы». «Ок».
Вот и всё. С того памятного дня, когда я поил её собственной кровью, полоснув ладонь ножом, прошло очень много времени. Она всё так же пила кровь, в среднем раз в месяц, при стрессах чаще. Это не вампиризм, нечто иное, связанное с гормональными изменениями в организме после её инициации как ведьмы. И были случаи задержек поставок, сбоев, просрочек, но она никогда не просила меня повторить это снова. Я предлагал. Были случаи, когда видел, что ей это надо, что её бьёт изнутри и ей плохо, но Лана жёстко и холодно пресекала мою благотворительность: