Андрейка
Шрифт:
Майкл Робинсон, оказалось, вел странную жизнь. Не возвращался домой ранее двух–трех часов ночи. Однажды пришел с каким-то пожилым черным в спортивной с мятым козырьком каскетке. В пятницу он позвонил из больницы, сказал, что в него стреляли, но обошлось, кость не задета.
Андрейка ждал его часов до трех, потом заснул, сидя в кресле.
— Что стряслось? — воскликнул Андрейка, когда хлопнула входная дверь.
— Эндрю, дорогой, поговорим обо всем на рыбалке, — сказал Майкл, чуть морщась и поддерживая здоровой рукой перевязанную... — Рыба, как наш телезритель,
Утром учитель кинул Андрейке футболку с короткими рукавами, истертые «по моде» джинсы; правда, джинсы пришлось подворачивать на полметра, не менее. Достал новенькие кеды. Подойдут?.. Прекрасно, она себе другие купит...
«Кто «она?» — хотел спросить Андрейка, но не спросил. Неэтично.
«Она» явилась тут же, мисс Анодополис, темпераментная гречанка с волосами, распущенными до пояса, которая преподавала в школе английский для школьников–иммигрантов. Так как имя Анодополис слишком длинно, ее называли мисс Эй, по первой букве ее фамилии, и она к этому привыкла.
Андрейка посещал ее занятия полгода, и ему нравилось сидеть в классе, где каждый ученик был с иного континента. Испанцы, мексиканцы, шведы, китайцы: каждый — с другого конца мира.
Он любил эти уроки, но не любил мисс Эй, которая говорила на оксфордском английском и не упускала случая поиронизировать над иммигрантами, которым язык не давался. И более того, носила прическу «под директрису», волосы на одно ухо. «Приспособленка», — сказал Андрейка самому себе со свойственной русским иммигрантам определенностью.
А Майкл Робинсон с мисс Эй!.. спит в обнимку?
Мир непонятен...
Покрутились по душному городу, свернули на скоростную трассу, идущую строго на север. Часа не прошло, а уж все вокруг стало по-канадски огромно, порой необозримо. Поля фермеров, конные выпасы, опять торонтский «Диснейленд», который, говорили, объезжают на специальных автобусиках. Машина вдруг начала сползать на соседнюю линию, и Майкл Робинсон воскликнул встревожено: «Эна, ты что?»
Оказывается, мисс Анодополис на мгновение вздремнула за рулем. Счастье, что на соседней полосе не было машины. Учитель отсадил мисс Эй назад; сказал Эндрю вполголоса, что мисс Эни скоротала ночь в больнице, куда его доставили. Сел за руль сам, Эндрю посадил рядом. Километров через шестьдесят промчали город под названием Бэрри. Андрейка заерзал, стал озираться, словно искал кого-то. Вздохнул горестно.
Мистер Робинсон спросил Андрейку, знает ли он дорожные знаки... Эндрю только вздохнул.
Мистер Робинсон потеснился, придерживая раненую руку здоровой рукой, сказал: «Дерзай!»
Сразу после города Бэрри съехали на боковую дорогу. Одна линия туда, вторая — обратно. Навстречу мчал, погромыхивая, «слон» — грузовик с прицепом, размером с четырехосный вагон железной дороги. Фары включены. Гудок басовитый, пароходный.
Андрейка сбавил скорость и попятился ближе к обочине.
— Недоучен... — сказал Майкл Робинсон. — Кто давал уроки? Тот же Барри?
Хотелось доказать Андрейке, что доучен он, вполне, а все равно, когда гремел навстречу «слон» да еще гудел в свой пароходный гудок, так хотелось от него попятиться.
Убрались с дороги, запрыгав на скалистых выступах, проснулась мисс Эй, которая спала на заднем сиденье, свернувшись калачиком.
Подъехали к озеру, название на карте Каша. Русская каша?..
Учитель засмеялся. Не Каша, а Кэшэ. Рядом французская Канада.
— А где же дача?
— Никакой дачи нет, — сказал учитель. — Это я все выдумал.
Мисс Эй засмеялась. Они вытащили из багажника чемоданы и, бросив машину, даже не заперев дверцы, направились к ветхой дощатой пристани, где висел над водой на железных подкосах белый глиссер. Учитель вытащил ключ, открыл пульт управления, поколдовал там, и белый глиссер медленно, на стальных канатах, опустился в воду. Сел, как лебедь, бесшумно.
Лебедь рванул и в мгновение ока домчал до небольшого скалистого острова, на котором возвышалась среди мачтовых сосен и густого кустарника одна–единственная дача. Даже не дача — городской дом из белого кирпича с огромными слепящими на солнце окнами.
Андрейка остановился в изумлении:
— Достался по наследству?
Майкл Робинсон и Эни засмеялись.
— По наследству мне досталась только любовь к баскетболу. Я купил остров.
— Весь остров?! — Андрейка обошел его с одной стороны, а со второй не пролез. Дебри. Каменный хаос. — Все принадлежит вам? Навсегда?.. В это трудно поверить! Вы же не миллионер!
— Точно, не миллионер... На Кэшэ вообще нет миллионеров.
— Тогда ответ «не делится»...
Майкл Робинсон засмеялся.
Из-за выступа выплыл желто–красный трамвай... на двух понтонах... Медленно прошелестел мимо них, погудел автомобильным клаксоном. Майкл и Эни помахали ему...
— Это Жорж, наш водопроводчик. Сам смастерил... Каждый выходной объезжает соседей...
Андрейка проводил взглядом самодельный «трамвай» на понтонах, покосился на дачу Майкла с большой, из сплошного стекла, террасой и... подумал о бабушке, которая всю жизнь была преподавателем в музыкальной школе, потом в училище имени Гнесиных и, сколько он помнит, все время перекраивала одну и ту же шелковую блузку «на выход», как она объясняла. Денег хватало только на картошку, пшено и сосиски, если их «выбрасывали» на прилавок. Мясные кости доставались лишь к праздникам. (К праздникам всегда чего-нибудь «выбрасывали».) Дачу? Дачу снимали на лето, пока отец не ушел из дому...
Разобрав удочки с большими катушками и серебристыми поплавками, они уселись по обе стороны гранитного валуна с зеленоватыми пятнами мха.
— Мох, голубика... Какая это широта? Это тайга? Если сравнить с Россией?
— Торонто примерно на широте Рима, Эндрю, — шепотом ответил Майкл Робинсон, чтоб не спугнуть рыбу. — Ты же говорил, что, с точки зрения русских, мы ходим вниз головой...
Тишина была прозрачной, зеленой, как воздух и вода озера Каша; изредка мычали коровы. Оказалось, это вовсе не коровы, а моторы–автоматы, которые откачивают из подвалов прибрежных дач воду.