Андрейка

Кокоулин Леонид Леонтьевич

Славка ставит свою машину на прикол, сливает воду, достает из-под сиденья ключи и тоже идет помогать. Железный парень этот Славка: почти две ночи крутил баранку, - и хоть бы что. У меня тоже сон как рукой сняло. Правда, я дорогой немного подремал. Пока ездили, ребята тоже не сидели все бревна ошкурили, антисептиком промазали, сделали площадку под генератор, получился откидной стол, как в вагоне, только массивнее.

Димка со штангелем в руках замеряет валы. Из кабины вылезает Славка, приседает на гусеницу, закуривает и смотрит на Талипа. А тот усердствует, крутит гайки.

–

Слушай, дорогой товарищ, что это ты язык высунул?

– Язык?
– переспрашивает Талип.
– От удовольствия, Вячеслав Иванович. Может, я на этом крабе мировой рекорд ставить буду.

– Ну так вот, было бы известно вам, не краб это, не-е, это ЭВМ. Больше того, даже не ЭВМ, а если хотите, после технической перевооруженности, извините, революции нашей бригады эта установка называется ПЛЭВХАХАММ!
– Талип открывает рот.
– Звучит? А в переводе так: первая лэповская вездепроходная характерная хваткая мощная машина. А ты "краб"!

– А зачем характерная?

– Нет, дорогой товарищ, - морщится Славка, - глухо у тебя с техническим прогрессом...
– И уже к Димке: - Щит не вписывается. Не возражаешь, если я его на стенку, вот здесь, у дверцы посажу? Закрепим на резиновой подушке - и в работе мягче, и изоляция...

– Правильно, - высунулся из-за бульдозера Талип, - два зайца прихлопнем.

Димка дает добро. За эти дни у него голос будто окреп, по земле тверже ступает, увереннее. Или старше становится?

– Ты что не бреешься, Дмитрий? Опускаться не дело.

Димка втирает ладонью трехдневную щетину, конфузится.

– Извини, дед, как-то за всем этим...
– разводит руками.

И как только у него руки дюжат без рукавиц, не руки - свекла. Достаю из кармана щуп и, оттесняя Димку плечом, помогаю определить зазор.

– Вот хорошо, - говорит Димка, - а то никак не могу на глаз микроны поймать.

– На глаз только соль отпускают, да и то редко.

– Ну ты, дед, скажешь тоже... Пока мы соединяли и центровали валы, Славка приспособил распределительный щит, Талип с ребятами сделали все как полагается по технике безопасности.

– Ну что, запускать?

– Заводи, Славка, - распорядился Димка.

Славка стал на гусеницу. Ребята не шелохнутся. Поднял капот, на всякий случай проверил - потрогал усики запальной свечи, дернул за рукоятку. Пускач рыкнул и сразу огласил распадки резкой пулеметной стрельбой из глушителя. Даже повар прибежал.

Славка включил рычаги. Пускач с минуту поборолся с дизелем и, когда дизель, глухо вздохнув, выбросил сизые кольца дыма, звонко хохотнул и затих. Теперь дизель, отдуваясь, набирал обороты, и, когда стрелка на щите приборов оторвалась и полезла к красной черте, Димка крикнул:

– Давай!

Взвизгнули пускатели, и буровой станок ожил. В воздух полетели шапки. Перевал Багровый через час-другой зашевелился людьми, станками, а через день на перевал шагнули опоры.

Высвободилось человек семь дизелистов, энергетиков, ими пополнили звено Талипа, четырех человек поставили вязать опоры.

Как-то прикинули - получалось неплохо, производительность подскочила раза в два с половиной. И парни вдохновились, ходят именинниками.

–

А мы думали, что вы не возьмете перевал, - заговорили подъехавшие заказчики.
– Честно говоря, мы уже намеревались менять трассу, делать обходы, да вот обойти перевал негде.

И тут попалось на глаза заказчикам наше изобретение.

– А это что за чудо-юдо, откуда?

– Как откуда, - сказал Славка, - ПЛЭВХАХАММ, разве не слыхали?

– Неужто в первый раз видите?
– без улыбки поддержал Димка.

Пригляделись.

– Да это же наш бульдозер!!!

ИСТОРИЯ С ЛЕСОМ

А сейчас главное - строевой лес на изготовление опор.

Славка садится на лесовоз. До поселка Артанаха хорошая дорога, только под колесами шипит. В распадке узорчатые следы драг. В Артанахе дороги расходятся - одна в Якутск, другая на лесосеку. Здесь и останавливаемся. Славка достает термос с измятыми боками, наливает кипяток, берет сахар. Пьем кипяток по очереди, жаль, заварку забыли.

– Цвет лица портится от заварки, - бурчит Славка.

– Пишет дружок из Заполярного?
– спрашиваю.

Славка кивает головой.

– Я ведь не умею в дружбу играть. Схожусь трудно, но уж если дружба не предам. Не-е. Душу заложу за друга. Помню, они поженились, а у меня радости полон рот. Бегаю, как чокнутый, компенсацию взял за год. Всякую муру тащу, подушки, посуду, то, се. Комнату отдал свою. По первости не соглашались: живи, Славка, за брата. Как уживешь, комната-то: свинья ляжет, и хвост некуда откинуть. Сам понимаю, молодые. Мне что, я и в общаге перебуду. Ну конечно, забегаю проведать. Мы ведь с ним в тундре, на Диксоне где-нибудь, бывало, в зимовьюшке припухаем, слушаем, как пурга заливается, и о чем только не перетолкуем, чего не перещупаем, и в понятиях были одной стороны...

Машина заходит в лес. Вроде наступают сумерки, но за поворотом светлеет. Под горою видны квадраты вырубки, обдутые ветрами ряды валков из сучьев, будто покосы. Въезжаем по косогору и упираемся в лесоделянку: ухает и стонет лес. Наперерез нам трелевщик волочит разлапистый кедр, он вздрагивает, переливается сине-черная хвоя. Я ищу мастера. Куда запропастился этот Леший? (Интересно, в самом деле, фамилия мастера Леший.)

Леший у штабеля головешкой ставит кресты на торцах бревен. Заросший рыжей щетиной дядя-кряж, руки ниже колен, в спине сутул, широк, что-то у него есть от гориллы. Ни дать ни взять - леший. На меня не обращает никакого внимания. Поверх валенок навыпуск штаны, чтобы снег не попал. Облезлая цигейковая дошка. Ну, думаю, этого надо брать на испуг.

– Где, - спрашиваю, - гидролес? Приказ получили?

Баском стараюсь. Вид у меня ничего, внушительный.

– Гидролес, говоришь?
– Леший сдвигает с затылка деревянным метром шапку на лохматые брови. И когда шапка ложится на переносицу, поднимает бороду и беззвучно смеется.
– Вы откель?
– показывает он тем же метром на наш драндулет и садится на пень. Свежий срез похож на рулет.

Я смотрю на мастера, а он спокойно набивает трубочку. Сидит как ни в чем не бывало. Подходят лесорубы, садятся невдалеке от нас на бревна, как воробьи на провода.