Андроиды Круглого Стола
Шрифт:
— Я — король Артур, — напомнил я ему, — а то, что ты делаешь, противозаконно.
— Он сдался мне в плен, — на всякий случай напомнил Ланселот. Из нашего разговора он понял только, что я за что-то гневаюсь на чужака.
Я вздохнул.
— Почему бы нам не поговорить с глазу на глаз, — спросил он, — не обсудить все за рюмочкой?
Он глядел на меня насмешливо, кривил губы. Презирал меня. Мне захотелось стать очень маленьким и спрятаться за спинку трона. Я выпрямился.
— Быть может, о рыцарь, ты желаешь принести мне
Он поглядел на Гвиневеру, которая милостиво кивнула ему со своего возвышения. Жемчуг оплетал ее косы, ручейком сбегал по шее, в ложбинку меж грудями, еще одна нитка оплела руку, и она рассеянно перебирала ее белыми пальцами. Она была прекрасна, ибо такой я ее запрограммировал.
У меня — мои рыцари, подумал я. Они не дадут меня в обиду.
— Я предпочел бы остаться здесь, король. При твоем блестящем дворе.
Вот сволочь!
— Что ж, — сказал я, — тогда будь моим гостем, о пленный рыцарь. Соблюдай наши обычаи и помни о клятве, которую ты дал сэру Ланселоту. Под каким девизом ты желаешь служить королеве и Круглому Столу?
Он помолчал, моргая глазами и усмехаясь. Потом сказал:
— Девизом? О нет, сир, у меня есть имя. Славное имя.
— Так назови его, — вздохнул я.
Джон? Клаус? В лучшем случае какой-нибудь Перегрин…
— Мордред, — сказал он, глядя мне в глаза, — меня зовут Мордред.
— Я не мог его выгнать. Вот так, без видимого повода. Мои рыцари — они бы не поняли. Вот если бы он оскорбил меня или, еще лучше, королеву…
— Но он не оскорбил ее. Скорее, напротив.
— Да. Он оказывает ей всяческие знаки внимания. И при этом смотрит на меня и усмехается. А я… не знаю, что делать.
— Убей его, — сказал Мерлин.
— Я не… как?
— Не знаю, как. Отрави. Столкни с балкона. Ты же король.
— Я не просто король. Я — Артур.
— Ты — сисадмин Големба. Убей его.
— Я — Артур. Он назвался Мордредом. Ты понимаешь, что это значит? Мерлин, я боюсь.
— Он домогается королевы. Уличи его. Натрави на него рыцарей. Они не дадут тебя в обиду.
Он повторял мои же мысли, Мерлин. Говорил моими же словами. Не удивительно. Он — и есть я. До какой-то степени.
— Что с них возьмешь? Они ведь подыгрывают мне. Угадывают сюжетные ходы. Даже там, где сюжет ведет к боли и гибели. Кстати, Ланселот, по-моему, глючит. Ты его проверил?
Мерлин сидел неподвижно, сцепив узловатые пальцы.
— Да. Он чист.
— Тогда…
— Они ведь рассказывают о том, что видят, но интерпретируют это по-своему. Он же принял модуль этого твоего Мордреда за шатер странствующего рыцаря, так?
— Ты хочешь сказать, он действительно видел что-то такое, что интерпретировал, как Грааль?
— Разве это не в обычае людей? Видеть нечто, а потом описывать это нечто
— Он не человек.
— Значит, он еще более жестко ограничен. И тем более видит только то, что ему доступно.
Если там и вправду есть что-то, подумал я, нечто такое, чего не нашли первые разведчики, даже если там ничего нет, но слово сказано, я обязан принять меры. Отправить их на разведку? На поиски Грааля? И остаться наедине с этим Мордредом? Черт, я же знаю, чем однажды уже завершились такие поиски!
Отправиться самому? Увидеть собственными глазами то, что он там увидел?
По правилам я не могу покидать замок. Не могу покидать оперативный пункт. А если бы и мог — долго бы выдержал там, снаружи… даже в гермокостюме? Я же сисадмин.
И как это Мордред не чувствует себя ущербным по сравнению с ними? Или чувствует и поэтому их ненавидит? Или, что еще унизительней, он не чувствует себя ущербным, потому что сравнивает себя не с ними. Со мной.
Потому что я тут самый жалкий. Неуклюжий, уродливый, нелепый. Омерзительно несовершенный. Я, король Артур.
— Ты чем-то опечален, мой король? — спросила Гвиневера. В ее серых огромных глазах отражались два язычка пламени свечи. И еще мое лицо — в двух экземплярах. Я отвернулся.
Наконец сказал:
— Мордред меня тревожит.
— Но зачем тебе тревожиться из-за чужака? Может быть… — она прикусила губу, задумалась на миг. Долго она вообще думать не умела, не в ее стиле. — Он твой родич? Потерянный давно, а теперь чудом найденный родич, да?
— Да, — сказал я, — что-то вроде того.
— Тогда, — она явно повеселела, — это же прекрасно. А я заметила, между вами есть что-то общее, правда?
— Да, — сказал я сухо, — фамильное сходство. Ты, это… будь с ним поласковей, ладно? Он чужой здесь, ему одиноко, все такое…
— Разумеется, — сказала она равнодушно, — ведь он же теперь один из нас. Он же дал вассальную клятву Ланселоту.
Это имя она произнесла совсем тихо.
— Гвиневера, — спросил я напрямик, — ты что, любишь Ланселота?
— Что ты, государь, — она отпрянула, глядя на меня своими огромными глазами, — как можно?
— Но ты так смотришь на него…
— Я… сама не знаю… просто…
— Ладно, — сказал я, — проехали.
— Что?
— Оставим этот разговор.
— Хорошо, государь, — с готовностью отозвалась она.
— Сударь мой, — будь Персиваль природным человеком, он бы задыхался от сдерживаемого волнения, — простите, что потревожил вас в размышлениях. Я подумал… Пора мне ехать с новым рыцарским поручением, и ежели я в прошлом своем странствии не смог свершить ничего достойного внимания (природный человек бы сказал: раз уж я так лопухнулся, — не люблю их, природных людей, а эти вот говорят как надо)…