Андропов
Шрифт:
— Вы не могли бы зайти ко мне? — раздался в трубке какой-то растерянный и хрипловатый голос Андропова.
Я зашел к нему, сел в кресло напротив и поразился необычно печальному и удрученному выражению его лица. Посидели несколько минут молча: он — опустив глаза, а я — всматриваясь в его лицо и пытаясь понять, что происходит. И тут — по какому-то совершенно необъяснимому импульсивному движению души — я неожиданно сказал:
— Юрий Владимирович, мне хотелось бы поговорить с вами об этом все последнее время. (Он удивленно вскинул на меня глаза.) Я чувствую все большую неуместность продолжения своей работы в отделе. Вы знаете, что я никогда не стремился, да, вероятно, и не мог стать работником аппарата. Я люблю писать. Но главное, пожалуй, не это. Сейчас происходит крутой поворот во
Все это я выложил залпом. И тут увидел лицо Андропова. У меня нет слов, чтобы передать его выражение. Он смотрел на меня каким-то змеиным взглядом несколько долгих минут и молчал. Я до сих пор мучаюсь загадкой — что означал этот взгляд? В тот момент мне казалось, что в нем выражалось недовольство моим неожиданным заявлением. Ничего подобного, конечно, Ю. В. от меня не ожидал… Через некоторую паузу с хрипотцой в голосе Ю. В. медленно сказал:
— А кого вы предлагаете вместо себя?
Он не назвал меня Федором, как это делал обычно, а задал вопрос в безличной, равнодушной, даже во враждебной манере.
— Я думаю, что для этой роли равно годятся Шахназаров и Арбатов — по вашему выбору. Каждый из них вполне в состоянии руководить группой. Они работают уже больше двух лет и хорошо овладели делом.
— Наверное, Арбатов все-таки больше подходит, — сказал Андропов… — Что касается вашего перехода политическим обозревателем в "Правду", то помогать вам я не буду, хлопочите сами.
После этого разговора… я вышел из кабинета в странном состоянии пережитого потрясения. Как будто я добился своего: давно мечтал о работе политического обозревателя… Но я не ожидал такого разговора с Андроповым. Почти пять лет непрерывной безотказной службы, большой человеческой близости — и такой финал. Этого не могло быть. Все должно быть как-то иначе. Вот почему мне думается, что я попал в самую неподходящую и трудную для него минуту жизни. Он расценил мой шаг не как акт мужества человека, который уходит в отставку, бросает политическую карьеру по принципиальным мотивам. А я думал, что поступаю именно так…» [72] .
72
Бурлацкий Ф. Вожди и советники. М., 1990. С. 308–310.
У Ф. Бурлацкого имелось немало оснований уйти из аппарата ЦК КПСС. Однако при тех отношениях, которые у него сложились с Андроповым, не следовало действовать, подчиняясь «необъяснимому импульсивному движению души», да еще в один из самых трудных для шефа дней, когда он сидел с «необычайно печальным и удрученным выражением лица».
У Андропова были все основания считать поступок Бурлацкого не просто проявлением нелояльности или личным вызовом, но даже предательством. Очень трудно было рассматривать решение Бурлацкого как акт мужества.
Ф. Бурлацкий ушел в «Правду», но продержаться здесь долго уже не смог, времена были не те. Когда его в 1966 году снимали с должности обозревателя, он позвонил Андропову с просьбой о заступничестве. Но Юрий Владимирович посоветовал обратиться к Суслову. До самой смерти Андропова между ним и Бурлацким уже не было ни личных, ни серьезных деловых контактов, кроме нескольких случайных встреч. Г. Шахназаров, А. Бовин и Г. Арбатов остались работать рядом с Андроповым.
Конечно, Андропов хорошо понимал возможности и уровень Брежнева как политика и государственного деятеля. Однако он явно предпочитал недалекого и тщеславного, но благожелательного и компанейского Брежнева его основному в то время сопернику — «железному Шурику», А. Шелепину. Андропов попытался даже сблизиться с Брежневым, и когда последний, отправляясь с официальным визитом в Румынию, по дороге остановился в столь памятном для него Кишиневе, чтобы отметить свое возвышение в кругу старых приятелей и сотрудников, именно Андропов произнес наиболее пышный тост в честь Леонида Ильича — нового и достойного лидера, которого наконец-то обрела партия. Брежнев, казалось бы, не обратил внимания на льстивые слова, но не забыл их. Отношения между Генеральным секретарем и секретарем ЦК стали улучшаться.
Андропов стал реже и реже приглашать к себе Г. Шахназарова и пропускал мимо ушей слова о новых трудностях театра на Таганке. Иногда Андропов даже выказывал раздражение по поводу советов своего консультанта. Руководителем группы консультантов стал в 1965 году Г. Арбатов. В воспоминаниях он рассказывает, в каких стрессовых ситуациях часто оказывался Юрий Андропов в условиях сложных интриг и борьбы 1965–1967 годов. Свертывались инициативы прежних лет в отношении Запада, недостаточно продуманные шаги предпринимались и в отношении стран Восточной Европы. Мнением Андропова часто пренебрегали. Он не вступал в конфликты с членами Политбюро, но тяжело переживал многие вынужденные компромиссы. Дело кончилось серьезными осложнениями со здоровьем и больницей, в которой Андропов провел несколько месяцев. Он продолжал, правда, руководить своим отделом по телефону, принимал помощников. Даже обменивался с консультантами шуточными стихотворениями, много читал. К концу 1966 года Андропов уже был здоров и, казалось, вполне адаптировался к новой политической обстановке в стране. Его особое внимание в эти месяцы привлекала обстановка в Китае, где полным ходом развертывалась так называемая «культурная революция», постоянно вносившая в советско-китайские отношения напряженность и тревогу. Андропов, однако, не мог предвидеть, что скоро и в его судьбе наступит неожиданный и резкий поворот.
Глава четвертая. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КГБ
Как профессиональный политик Андропов не мог не думать об укреплении и расширении своего влияния и власти, и он несомненно просчитывал свои шаги на этом полном неожиданностей и опасностей пути. В окружении Андропова были убеждены, что именно их шеф сможет со временем возглавить все идеологические службы ЦК КПСС; Михаил Суслов уже в середине 1960-х годов казался человеком больным, а временами немощным и недолговечным. Однако вряд ли Андропов когда-либо предполагал, что он будет вынужден возглавить столь специфическое учреждение, как КГБ. Еще труднее было предположить, что именно Андропов окажется наиболее эффективным руководителем этой организации после Ф. Дзержинского и проработает на Лубянке ровно 15 лет.
Тот факт, что Андропов стал одним из «семи вождей» СССР и КПСС, придает дополнительный интерес описанию и анализу его работы в КГБ. Судьба предшественников Андропова, занимавших ранее его новый большой кабинет с окнами, выходящими на Лубянскую площадь: Менжинского, Ягоды, Ежова, Берии, Серова, Шелепина, Семичастного, — не внушала большого оптимизма. Однако для Андропова именно работа в КГБ создала наилучшие возможности выдвижения. Это определялось общей обстановкой в стране, составом ее лидеров и личными качествами самого Андропова.
Деятельность КГБ была секретной, и все документы, которые писал или подписывал на новом посту Ю. Андропов, имели гриф «Совершенно секретно». Многие из документов КГБ были позднее уничтожены; так поступают в критической ситуации все спецслужбы мира. Некоторые дела вообще не фиксировались. Это была военная организация, в которой принято выполнять не только письменные приказы. Тем не менее сегодня в распоряжении историков имеются тысячи материалов из архива ЦК КПСС и КГБ, на которых стоит подпись или виза Андропова. Как один из экспертов Конституционного суда по «делу КПСС», в 1992 году я имел возможность знакомиться со многими из них. В последние годы изданы или готовятся к печати несколько тематических сборников документов КГБ и ЦК КПСС. Поэтому кроме проблем поиска дополнительных документов и свидетельств передо мной стояла и проблема отбора материалов, наиболее важных для понимания личности и политической биографии Ю. В. Андропова.