Ангел из Сетубала

Кириллов Сергей

По деревянной лестнице мы спустились в трюм галеона. В нос тут же ударил тошнотворный запах человеческой плоти, испражнений, пота. В трюме был полумрак. Глаза быстро привыкли к темноте, и то, что я увидел, повергло меня в шок. Все пространство трюма, от пола и до потолка, было застроено нарами в пять ярусов. Расстояние между ярусами было не более пятидесяти сантиметров, так что на них можно было только лежать. В небольшом трюме находилось не менее трехсот рабов. Они практически лежали друг на друге, составляя единую, живую человеческую массу. Вдобавок бедолаги попарно были прикованы ножными кандалами друг к другу.

Несколько негров, спустившись со своих нар, сидели

в узеньком проходе. Вероятно, это было запрещено, поэтому главный надсмотрщик заорал на них и стал их нещадно хлестать плеткой, оставляя на их телах рваные, кровоточащие раны. Он крикнул мне, чтобы я помогал ему загонять негров на нары. Я был в ужасе. У меня не укладывалось в голове, что людей можно перевозить в таких диких условиях, что к ним можно относиться хуже, чем к животным. Внутри меня вскипело, и, вместо того чтобы бить негров, я всю свою ярость обрушил на надсмотрщика. Тут пригодился стек, который был у меня в руках. Несколько раз я ударил его тростью. Он упал на пол, завизжал словно резаный поросенок, извиваясь под ударами моего стека. На крик прибежали несколько человек из судовой команды. Они скрутили мне руки, выволокли на палубу и начали меня избивать. Особенно старался кривозубый. Хорошенько «размявшись», они вышвырнули меня на причал. Я лежал в пыли, не в силах подняться, и думал, что есть профессии еще хуже, чем пират.

Через три дня мы снялись с якоря и вышли в открытое море. Наш курс лежал в Атлантику, поближе к оживленным торговым путям. Родригес приказал сделать небольшой крюк, чтобы зайти на Каймановы Острова. Эти было пристанище черепах, и было их там великое множество, а мы очень любили черепаховый суп. Это вносило разнообразие в наш скудный рацион, так как солонина быстро приедалась. Пойманные черепахи долго жили у нас в трюме, не портились, не пропадали, это были своего рода живые консервы. После удачной охоты продолжили свой путь. Обогнув с севера Кубу, мы вышли из Карибского моря в Атлантический океан.

Несколько дней мы плыли без всяких происшествий. Встречных кораблей не было, и создавалось впечатление, что мы одни в океане, да и вообще, в мире. Солнце уже скрылось за горизонтом. Вечерело. Я выполнял свою обычную работу, но в мыслях был далеко, в Португалии, в своей родной деревушке.

Мое внимание привлек шум и возня у правого борта, где несколько человек из команды какой-то хитрой снастью ловили крупную рыбу. По их возгласам я понял, что клюнул огромный трехметровый марлин, весом никак не менее трехсот килограммов. Пираты старались подтянуть его вплотную к борту и при помощи петли и багра зацепить и затащить рыбину на корабль. Но марлина такая перспектива никак не устраивала, и он сопротивлялся во всю свою недюжинную рыбью силу.

Корабельный кок и канонир Бенито с трудом удерживали трос с бьющимся за свою жизнь марлином. Старик Карло пытался зацепить его багром, а наш эскулап Доменико старался набросить петлю на непокорную рыбу. Родригес, естественно, руководил этой охотой. Уже больше часа продолжалась эта возня у борта. Меня это уже не увлекало, и я опять в мыслях вернулся на свою родину.

Но тут мое внимание привлекло какое-то движение слева от меня. Я повернул голову и обмер. Параллельно нашему курсу, буквально в нескольких метрах от нашего борта, двигался большой, странного вида корабль. Это была шхуна. Она как будто бы только что вышла из ожесточенного боя. На бортах зияли дыры от ядер и пуль. Паруса, пробитые и порванные во многих местах, безжизненно болтались на реях, словно лохмотья на арабском дервише. С такими повреждениями не плавают, а лежат на дне.

На судне были зажжены масляные фонари. В их мерцающем свете я видел команду жуткого корабля. Все они были вооружены до зубов. Жерла их пушек, обращенные в нашу сторону, готовы были разнести в щепки наш «Санта-Круз». Над пушками застыли канониры с подпаленными фитилями, готовые по первой команде поднести огонь к запалу. Впереди абордажной команды стоял капитан в треугольной шляпе. Рука его, поднятая вверх, сжимала саблю. Он готов был дать отмашку.

От вида этой команды меня бросило в дрожь, и я весь покрылся холодным потом. Это были не люди. Это были скелеты! Пустые глазницы их черепов были обращены на наш корабль. Я не мог пошевелиться от ужаса. Страшная шхуна с жуткой командой поравнялась с нашим кораблем. Я увидел их рулевого. Он невозмутимо стоял за штурвалом, слегка корректируя курс. Вдруг скелет-рулевой повернул свой череп в мою сторону и уставил свои пустые черные глазницы на меня. Из них исходил могильный холод. Он снял правую руку со штурвала и помахал ею мне. От страха все члены мои онемели. И тут нижняя челюсть рулевого опустилась, открывая беззубый рот. Это была улыбка. Улыбка смерти.

Мною овладел дикий животный ужас, я заорал, что было силы. Родригес, кок, Бенито и Карло резко повернулись ко мне. Увидев адский корабль, они замерли от страшной картины, открывшейся им. Лица пиратов мгновенно превратились в застывшие гримасы ужаса. Леденящая кровь шхуна несколько минут, показавшихся нам вечностью, двигалась вровень с нами, а затем медленно проследовала вперед и скоро растворилась в темноте.

Первым в себя пришел кок.

– Что это было? – сдавленным голосом спросил он.

Все молчали, не в силах отойти от шока. Карло дрожащими руками достал трубку и стал набивать ее табаком. Он был старым и самым опытным пиратом на судне, плававшим на многих пиратских кораблях.

– Летучий Голландец, – хрипло ответил он, раскуривая трубку. – Плохая примета. Скоро всем нам каюк.

– Что ты бабкины сказки рассказываешь! – перебил его Родригес. – Летучий Голландец! Ерунда все это! Мираж. Фата-Моргана. Давайте лучше марлина тащить.

– А тащить-то нечего, – виновато проговорил Бенито. – Мы с коком, как увидели этот страх господний, так веревка сама из рук выпала.

На следующий день я снова заступил на вахту. Океан был тих и спокоен, как спящий лев. На его гладкой поверхности играли солнечные блики. По небу грациозно, словно лебеди, плыли белые облака. Солнце припекало, разливая по телу сладкую истому. Дул легкий теплый ласковый ветерок. Бриг наш плавно скользил по водной глади, слегка поднимаясь и опускаясь, проходя небольшие волны. Тихий плеск воды и мерное поскрипывание мачт умиротворяюще действовали на душу. Я стоял за штурвалом и смотрел, как резвится беззаботная стайка дельфинов, сопровождавшая наш корабль.

Команда отдыхала после обеда в своих кубриках. Наверху было два матроса, они полулежали на палубе в тени парусов и, лениво переругиваясь между собою, играли в кости. Еще один, впередсмотрящий, сидел в корзине, укрепленной на грот-мачте, и дремал. Периодически он встряхивался, прогоняя сон, бросал взгляд вдаль через подзорную трубу и снова отдавался сладкой дреме.

Я задумчиво смотрел вперед, в сине-голубую небесно-океанскую даль. А видел там добрые и усталые глаза мамы, в которых навеки поселилась тревога и боль за сына. Худощавую и немного сутулую фигуру отца, уходившего в свое последнее плаванье. Маленького сынишку Игнасио, тянущего ко мне свои ручонки. До боли в сердце любимое лицо милой Исабель, в глазах которой жила вселенская любовь и безграничная нежность ко мне.