Ангел Кумус(из сборника"Алые паруса для бабушки Ассоль")
Шрифт:
– Как вас зовут?
– Сусанна.
– Сусанна, боюсь, это не ко мне, насчет… это к гинекологу.
– Я была там. Отстояла очередь, а она говорит… Глянула только и говорит: «слазь, дурочка, тебе рано ко мне ходить».
– Ничего не понимаю.
– Я решила, что вы должны знать обо мне, мало ли что. Я все думала, что вот войду в церковь и исчезну. А ничего, хорошо здесь. Оте… Батюшка, мне очень трудно, потому что сельские меня ведьмой называют, камнями окна бьют. Я их понимаю, могильщик ведь исчез. А я могил не рою.
– Вы
– Как вы сложно говорите, я вас не понимаю. Я пришла для себя. Вы мне поможете?
– Дитя мое, что же я могу? – батюшка задумчиво почесал бороду. – А ваш муж, он куда делся?
– Это я виновата, я его все пилила, и пилила, чтобы он пошел и нашел мне ребенка.
– У вас и ребенок пропал?!
– Нет, того, который должен был родиться. Да вы не поймете, никто не может понять.. Я знала, что он не найдет мою дочку, она раньше была моей мамой, и знаете почему? Я не хочу ее рожать! Это ужасно, да? Это – грех?
– Не понял…
– Это грех, если я не хочу рожать свою мамочку?
– Вы успокойтесь, вы вся дрожите, знаете, всем сейчас трудно…
– Мне не трудно, мне непонятно! Вроде я – злодейка, я же знала, что он не успеет ее найти. Мне теперь кажется, что он утонул в море, а моя дочка выйдет из пены богиней… Когда-нибудь, не сейчас. С нее статуи будут делать, нет… это не то… Как будто мальчик подросток топит ее в пене. Опять – не то… Понимаете, она не у меня, ее нет у меня!
– Значит, все так, как вы хотели?
– Ничего не так. Я же беременна. Непорочна, а все равно беременна! – закричала Су и схватила батюшку за руку, дергая его. – Я сделала все, что могла, понимаете, все, что могла, это несправедливо!
Появились две женщины в черном, Су сползла на пол, она плакала и кричала, дергая батюшку за одежду.
Батюшка крестился. По его лбу катился пот. Он сделал движение к Су, словно хотел поднять ее, потом зажмурил глаза и быстро ушел в узкую дверь.
– Садись, голубушка, садись, краса неписаная, у кого сейчас мужик не пьет? А? Вот так, – женщины усадили всхлипывающую Су, одна из них вытирала своим подолом ей лицо. – Это у тебя такое состояние трудное. Когда я ходила первым, тоже все плакала, так плакала – жуть! А пьют все. Не плачь, голубка, доля наша такая.
– Убейте меня! Убейте меня, я – чудовище, я рожу кого-нибудь! Будет сплошной ужас. Я не могу ее рожать, я не хочу! Я не виновата. Я не сделала ничего плохого, ну как вы не понимаете, меня надо убить, будет столько страданий, господи, да поймите же меня!
Летом, пока живот был маленький, Су работала в кафе у моря.
Осенью, когда живот вырос, Су вернулась в домик на кладбище.
Наступил покой.
Никто не приходил к ней. Кладбище переполнилось, стали хоронить в другом месте. Ночью с корявой яблони гулко падали на землю яблоки, земля вздрагивала, и трескались старые прогнившие кресты на могилах.
Иногда по утрам
Сидя вечером перед свечой, Су пела песни, баюкая живот, ей было хорошо одной.
Им было хорошо вдвоем.
Но с первым снегом Су животным чутьем поняла, что оставаться одной нельзя. И вот однажды, в темную и холодную декабрьскую ночь...
Две коровы, десяток овец, кабанчик и множество кур заговорили по-своему, теплым пахучим дыханием сарая обволокли спрятавшуюся Су.
– Чегой-то скотина метушится, – сказала мать плотнику, – Говорю тебе, волки ходют, давно пора собаку завести. Сходи, что-ли? – то ли спросила, то ли приказала громко.
А плотник спал. Сдавленный крик метнулся в ночи и исчез как сон.
Да ты не слышишь, что-ли, – матери стало тревожно, она хотела зажечь свет, выключатель щелкнул в темноте, – А то крадет кто? Корову уведут! – она уже трясла его, керосинка высветила желтым мигающим светом большие длинные ступни.
Плотник зевнул и потянулся.
– Да ты куда в исподнем, дурак, оденься!
Плотник махнул рукой в морозном клубе пара из распахнутой двери.
Мать осталась в темноте, она слышала возню животных в сарае, ни шагов по двору, ни скрипа.
– Без телеги или машины не увезут, – бормотала она, успокаивая себя, – И куда только этот блаженный подевался, что он там застрял! – женщина, сдерживая дыхание проходила от окна к окну, осматривая пустой, залитый стеклянным светом луны двор. Наконец, она не выдержала и накинула платок.
Маленькое оконце сарая слабо светилось, мать плотника заглянула в оконце, став на цыпочки. Она увидела сына, он склонился над чем-то, потом протянул руку за охапкой соломы и стал вытирать кровь с рук.
Сначала женщина застыла, прикидывая, не могла ли корова или овца отелиться так рано, потом вбежала в сарай. Ноги у нее подкосились.
Она увидела маленькую женщину-девочку с раздвинутыми окровавленными ногами, а возле нее на соломе только что родившегося ребенка.
Плотник быстро прошел мимо матери, вбежал в дом и тут же выбежал. Глаза его светились безумным огнем, мать стала мелко и часто креститься и вдруг, оглянувшись, увидела, что сын ее бежит к сараю с ножом в руке.
– Спаси тебя господь.. – она загородила своим телом дверь в сарай, – Что это ты, сынок, куда это ты?
Плотник глянул на нее, не узнавая, потом взгляд его прояснился. Тихо пискнул ребенок.
– Пу.. пуповина, – сказал он и улыбнулся во весь рот.
Су открыла глаза и увидела большую коровью морду. Корова шумно втягивала воздух, словно нюхала ее. Су повернула голову набок и увидела сбившихся в кучку перепуганных овец. Рядом с ней сидела старая женщина и бормотала, как ненормальная: