Ангел Кумус(из сборника"Алые паруса для бабушки Ассоль")
Шрифт:
Она перерыла одежду Вола, нашла несколько смятых бумажек, и к вечеру, когда он шатаясь вышел по нужде, на крыльце его уже поджидала стройная бутылка водки в отечественном исполнении.
ЭлПэ бессмысленно таращился в мутное утро, поезд стоял уже два часа. Выйдя из вагона в холодную ветреную степь, ЭлПэ узнал, что впереди на дороге взорвали рельсы. Ветер сыпал колючую звонкую крупу, а в купе было тепло. Вера спала, уронив толстую зеленую бутылку на пол. До ближайшего города было пятнадцать километров. ЭлПэ понял, что море очень
Проводник так и не смог точно сказать, в какую сторону ближе до станции, поэтому ЭлПэ и Вера пошли по рельсам в том направлении, куда ехал поезд. Через час пошел сильный снег, в белом мареве мелькнули красные маленькие огоньки переезда.
– Мы с тобой вне пространства, – задыхаясь сказала Вера, – А может быть и вне времени.. Какой дурак рельсы взорвал? Какой сейчас год? Революция уже свершилась? О, видишь, лошадь стоит грустная, с телегой. Давай лошадь купим.
У переезда стояла телега с лошадью, лошадь застыла в хлопьях снега неподвижно, в маленьком светящемся слабым светом оконце красного домика показалось лицо. К ним вышел хмурый мужчина в ушанке и желтой яркой курточке поверх телогрейки, он тоже застыл неподвижно возле лошади.
– Голубчик, – осторожно тронул его ЭлПэ за рукав, – где здесь люди живут? Что тут у вас происходит?
– Так ить война, заложники везде. Вы – заложники?
– Нет. Мы сами по себе.
– Чечены-шакалы рельсы взорвали, я теперь виноват – не углядел, а угляди тут попробуй! Волки – они и есть волки, поди поймай. Ну чего, чаю?
В крошечной станционной будке было жарко натоплено, чай заварили с травой, Вера дрожала, вдыхая засушенное лето чебреца и мяты.
– И откуда же вы к нам?
– Мы с поезда. Из Москвы.
– Далече забрались. А правда, что у вас там в парке чечены атомную бомбу зарыли, теперь всех экуируют?
– Не знаю, – ЭлПэ смотрел, замирая в теплой дреме на догорающее золото поленьев в маленькой приоткрытой печке, – Вера, ты слышала чего?
Вера неопределенно махнула рукой, потом устало прислонилась к плечу ЭлПэ.
– Остановитесь у знакомых кого, или так, бомжуете?
– Нам бы зиму пересидеть тихонько. Не туда мы подались покоя искать…
– От ить! Оно и видно, уставшие вы. Во-он по этой дороге село будет километра через пять, там народу живет поболе нашего, магазин есть. Но и граница рядом. Кладбище. Может, хто вас и приютит.
ЭлПэ и Вера с сожалением вышли в непроглядный снег, посмотрели на белую дорогу. Мимо них вдруг на полном ходу промчался с грохотом танк, дребезжа и завывая, когда перекатывался через рельсы.
– Наверно, – осторожно предположила Вера, – Мы уже в прошлом. Сейчас помчатся
– В принципе, можно предположить, что мы попали в прошлое, я в технике особо не разбираюсь, но как нам найти Су?
– Лев Поликарпович. Дело в том… Не знаю, как вам и сказать. Но с меня штаны спадают, и обувь велика.
ЭлПэ стал на колени, посмотрел на Веру глаза-в-глаза. В серых полушариях ее мира шел снег, еще там стоял крошечный ЭлПэ, разглядывал ее, а сзади маячило желтое пятнышко дорожного рабочего.
– Не бери в голову… – сказал еле слышно ЭлПэ, – во-он я какой… крошечный, – он не отрываясь смотрел ей в глаза, – и ничего, живу!
– Лев Поликарпович, миленький, давай не пойдем в это село, там стреляют, слышишь, пойдем к морю, посмотрим на него, потрогаем!
– Милейший! – закричал ЭлПэ, словно очнувшись, – куда тут идти к морю, не нужно нам кладбище и магазин!
– Щас тепловоз будет, ехайте на нем часа два! – почему-то обрадовавшись закричал мужичонка, показывая рукой в снег.
Су ловила огромные снежинки и превращала их дыханием в капельки на руке. Она стояла, укутавшись в большой шерстяной платок, среди могил, дышала осторожно, сберегая тепло для следующей снежинки и улыбалась.
Вчера один из дорожных рабочих рассказывал, что видел “в точности нашего могильщика”, только потрепанного и с ребенком.
Су подошла к двери засыпанного снегом домика, даже на улице был слышен мощный храп пьяного Вола, она вдохнула в себя предновогодний вечер и показала кукиш в снег, неизвестно кому.
Из деревьев появилась группа людей. Двое мужчин и женщина медленно подошли и остановились возле нее. Молчали. Су прислонилась к перилам и тоже молчала.
Наконец, женщина развязала крест-накрест завязанный платок и вытащила из-за пазухи деньги.
– Второй день, – сказала она тихо. – Буди своего.
– Его разбудишь.. – Су спустилась со ступеньки и взяла деньги. – Ладно, приходите утром.
Мужчины неуверенно потоптались, сказали что-то женщине. Она убрала желтую мокрую прядь с лица, подошла к Су.
– Опасаемся мы. Зима ведь, не выроет он один, вот братья могут с ним копать. Праздник все-же.
– Утром. Утром, – Су отвернулась от них и медленно пошла в дом.
– Такое несчастье.. – неуверенно сказала ей в спину женщина, – и под Новый год.
– Утром.
В домике стоял тот специфический запах пьяного мужского тела, который обнаруживается после нескольких дней запоя. Су села возле Вола, провела рукой под ним, постель была сухой, она в награду потрепала его по жидким волосикам. Вол промычал что-то. Су наклонилась ближе.
– Латынь! – гордо сказала она, – Определенно латынь! И такие вы у меня умные, Лев Поликарпович, такие лапочка, сухие, ну-ка открывай глаза, смотри на меня!
Вол мычал и отбивался, Су закинула его руку себе за шею, ткнула больно в бок, отчего Вол дернулся и встал. Она протащила его к двери, кое-как выволокла на крыльцо и заставила помочиться.