Ангел на метле
Шрифт:
– Ты уронила губную помаду. – Я решил свернуть на нужную дорогу.
– Где? – изумилась Светик.
– Вот, – кивнул я на тюбик, – он лежал у вешалки.
– Это не моя! Кто-то из гостей оставил.
– Исключено! Сюда не заглядывают женщины.
– Правда? – захихикала Светик. – Прикольно.
– Косметика твоя, – настаивал я.
– Я не пользуюсь дешевкой! – отрезала девушка.
– Все же посмотри!
– Только ради тебя возьму эту дрянь в руки, – скривилась кокетка. – Слушай, она не открывается!
– Поверни верхнюю часть, – посоветовал
Светик, прикусив нижнюю губу, послушалась.
«Эй, чем занимаешься», – раздался голос Наташи Капустиной.
– Мама!!! – заорала Светик. – Кто тут?
«Не заводится, блин!» – прозвучал ее же голос из тюбика.
– Не узнаешь? – спросил я.
«– Куда собралась?
– По делам.
– Хочешь подвезу?
– Вау, давай!»
– Это что? – почти теряя сознание, залепетала Светик. – Не понимаю…
– Собственный голос странно слышать со стороны, – пояснил я, – но неужели ты не узнала Капустину? Она мертва, давай расскажи, кто убил ее?
Светик опрокинула чашку с кофе, темная жидкость стекала на пол, но мне было наплевать на это.
– Светлана! Капустина никогда не была журналисткой, – резко сказал я.
Девушка сгорбилась.
– А кем же она… была?
– Детективным агентом.
– Мамочки!
– Ее наняли расследовать смерть Романа Бурлеева.
– Боже! – окончательно растеряла наглость Светик.
– Вся беседа с тобой записана на диктофон, там, кстати, есть твоя замечательная фраза про живого таракана и дохлого лебедя, – окончательно добил я ее.
Блондинка посерела, из ее рта вырывались нечленораздельные звуки. Я спокойно закурил сигарету, забыв спросить у нее разрешения.
– Я с ней не встречалась, – прозвучала наконец из уст гостьи относительно внятная фраза.
– Кисонька, – покачал я головой, – на твою беду, я коллега Наты, вот удостоверение. Знаешь, криминалистика шагнула далеко вперед. У тебя возьмут образец речи, грубо говоря, засунут запись в компьютер и легко докажут: на пленке говорит Светлана. Понимаешь, что тебе светит? Лет десять, за убийство!
– Я никого и пальцем не тронула, – просипела она.
– Но это сделал по твоей наводке Антонио! Фраза про живого таракана сильно подействует на судью.
– Ваня, Ваня, Ваня, – судорожно зашептала лгунья, выпутываясь из полотенца, – делай со мной что хочешь! Давай я выйду за тебя замуж? А?
Я поднял упавшую на пол махровую тряпку и набросил ее на плечи девицы.
– Дорогая, я не принадлежу к категории мужчин, которые теряют голову при виде голой груди. И потом, не в обиду тебе будет сказано, я видал женщин намного красивее. Но вернемся к основной теме нашей милой беседы: кто-то под кличкой Антонио вынуждает тебя совершать преступления. Тебя шантажируют, верно?
Светик отчаянно закивала.
– Может, расскажешь мне все? – предложил я. – Вместе подумаем, как тебе помочь!
Светик схватила мою чашку с кофе, выпила ее одним глотком и тихо попросила:
– Принеси халат. Похоже, мне деваться некуда, из двух зол следует выбрать наименьшее.
– Правильное
Получив велюровый шлафрок, Светик закуталась в него и сказала:
– То, что я сейчас расскажу, известно лишь мне. Вернее, до недавнего времени я считала, что тайна погребена глубоко под землей, но, оказалось, есть людишки, которые раскопали эту историю. Ума не приложу как. Мне двадцать восемь лет, – внезапно добавила она.
– Ты выглядишь на десять лет моложе, – удивился я. – Я считал тебя почти подростком.
– Я знаю о производимом впечатлении, – призналась Светик, – и пользуюсь этим, не говорю мужикам правду. Да и зачем? У меня есть сестра, Юля… вернее, начну не с этого. Еще раз. Когда мне было шесть лет, мама вышла замуж за Юру и через год родила Юльку…
Я был единственным ребенком в семье, отцу не удалось уговорить Николетту родить еще раз. Маменька не желала портить фигуру и превращаться, как она говорила, в «вечно беременную курицу». Немного странное заявление, если учесть, что несушки откладывают яйца, но Николетту всегда отличало полнейшее отсутствие логики.
Однако речь у нас пойдет не о маменьке. Я, конечно, знаю, что многие близкие родственники становятся врагами. Еще в Библии написано про Каина и Авеля, а человечество мало изменилось с тех пор, но то, в чем каялась сейчас Света, было ужасно.
Когда на свет появилась Юлечка, у Светы разом закончилось детство. Раньше она была любимой дочкой мамы, Анелии Львовны, лучшей крошкой на свете, но Юля потеснила Свету с пьедестала. Теперь мама постоянно твердила:
– Иди поиграй, мне надо Юлечку покормить. Не приставай, ты уже взрослая.
А когда с работы приходил отчим, они с мамой разворачивали одеяльце и начинали любоваться новорожденной. Светлану Юрий не замечал. Нет, он никогда не обижал девочку, ни разу не поднял на нее руку, не толкнул. У Светы была одежда, игрушки и няня, которая водила ее в школу, вот только новый папа не хотел тратить время на падчерицу, а мама полностью погрузилась в заботы о Юлечке.
– Смотри, Светик, – иногда восклицала плохо осведомленная о психологии детей мать, – какая у нас Юлечка красавица! Похоже, у нее будут шикарные волосы, а не два крысиных хвостика, как у тебя!
Глупая женщина вовсе не хотела обидеть старшую дочку. Она с простотой, которая, как известно, хуже воровства, отмечала: у Светы на голове две былинки, не очень ровные зубы, короткие ноги, а вот у Юлечки уже в раннем возрасте копна волос, и даже идиоту понятно, что младшая сложена как богиня.
Представляете, какие семена посеяли мать и отчим в душе Светика?
Совсем плохо стало, когда годовалая Юля научилась ходить, она стала рвать тетради Светы, ломать ее игрушки и капризничать. В свое время за отличное окончание первого класса старшей девочке обещали купить котенка, но когда Света, продемонстрировав дневник, в котором стояли одни пятерки, наивно спросила: «Мы поедем на Птичку в воскресенье?», Юрий категорично отрезал: