Ангел тьмы

Карр Калеб

Внутри у Фрэнки меня встретила такая плотная дымовая завеса, что я даже стенки напротив разглядеть не мог; вопли детишек, выкрикивавших ставки, собачий лай и рычанье, крысиный визг — все это подсказало мне, что в яме разворачивается жаркая битва. Я не стал задерживаться, чтобы поглазеть на представление, — то был единственный вид спорта, от которого меня откровенно мутило, — а с трудом двинулся через толпу во второй зал, пока не достиг двери одной из дальних комнат, которую, как мне было известно, с двумя другими девочками делила Кэт. Я громко постучал и услышал изнутри женские смешочки. После чего знакомый

голос выкрикнул:

— Ну давай уже, заходи, что ли, хотя если тебе поразвлечься, ты опоздал!

Я распахнул дверь.

Кэт стояла над единственным в комнате вшивым тюфяком, и перед ней был распахнут плетеный чемоданчик. Две ее соседки — я их тоже знал — выпивали, причем явно уже некоторое время. По глазам Кэт было ясно, что и она не отставала. Но завидев меня, она расплылась в улыбке, а соседки ее снова принялись хихикать, едва поздоровавшись; Кэт же подошла ко мне и обняла меня за шею. От нее несло бензолом.

— Стиви! — воскликнула она. — Ты все же решил прийти на мою прощальную вечеринку! Просто прелестно!

В ответ я довольно неуклюже обнял ее, и у одной из девиц вырвалось:

— Да ладно, Стиви, лови момент, пока еще есть, что ловить! — И все снова захихикали.

— Слышь, Бетти, — обратился я к языкастой, протягивая ей пару зеленых, — что б вам с Молл не метнуться по-быстрому до бара, да не поискать там еще чего смешного?

— За два зеленых? — Бетти посмотрела на купюры так, словно перед ней открылось Федеральное казначейство. — Запросто, любовничек! — И, выходя, пробормотала: — Ты уж выдай ему, Кэт, чего-нибудь особенного напоследок. — Та в ответ расхохоталась, дверь за девицами хлопнула, и мы наконец остались одни.

— Я серьезно, — сказала Кэт, томно глядя мне в глаза. — Чудесно, что ты пришел, Стиви… — Но тут она осеклась и убрала руки с моих плеч. — Ой, нет. Погоди-ка минутку. Я же на тебя дико злая. Ты ж чуть было не лишил меня джентльмена с этим своим проклятым кнутом. Я только не пойму, зачем тебе это понадобилось? Он же совсем был старенький, такому для счастья и пары минут достаточно. Ты же знаешь, чем легче работа, тем тяжелее ее заполучить.

Меня передернуло внутри при этих ее словах, но виду я не подал.

— У Пыльников все будет суровее.

— Не-а, — покачала она головой. — Сама себе клиентов буду выбирать. Мой новый так и сказал.

— Твой новый? Это кто ж это?

— Динь-Дон, вот кто, — объявила Кэт и гордо уперла кулачки в бока. — Ну, что?Съел, мистер Чего-Изволите?

Если от прошлой ее реплики меня передернуло, теперешняя, казалось, ахнула мне в лоб, что твоя кувалда.

— Динь-Дон… — только и смог прошептать я в ответ. — Кэт… да как ты…

— А что тут такого? Если кажется, что он слишком старый, так он зато молоденьких любит, сам сказал. А раз он один из главных в банде, теперь меня в этом городе ни одна собака тронуть не посмеет. И обслуживать тоже больше никого не буду, если он не разрешит.

Несколько минут я просто молчал. Когда я работал на Безумного Мясника, наши с Динь-Доном дорожки пересекались не раз и не два: у Гудзонских Пыльников он распоряжался детским отрядом (владения Пыльников включали в себя Вест-Сайд и набережную ниже 14-й улицы), причем распоряжался простым и жестоким фокусом — сначала подсаживал

детишек на кокаин, после чего перекрывал к нему доступ. Вообще мы этих Пыльников обычно звали «чумовыми» — они все нюхали порошок кокаина, а некоторые даже втыкали его в себя, отчего становились дикими, безрассудными и жестокими до такой степени, что остальные банды старались просто держаться от них подальше, ибо территорию их нельзя было назвать жизненно важной. Однако Пыльники всегда были в фаворе у денежной богемы, разделявшей их страсть к кокаину и любившей частенько заглядывать к ним в штаб-квартиру — старый притон на Гудзон-стрит; главарем у них был отталкивающего вида человек, которого все звали Гу-Гу Нокс, — образованные, но сбившиеся с пути глупцы часто слагали в его честь песенки и поэмы.

Кровь, что я разглядел на перчатке Кэт той ночью, когда мы случайно встретились на Кристофер-стрит, сразу подсказала мне, как она свела знакомство с Пыльниками; сейчас же, словно той перчатки было недостаточно, она уселась на тюфяк и в руках ее блеснула коробочка для сластей, до краев наполненная пылью ослепительной белизны.

— Не хочешь чуточку? — спросила Кэт тем полустыдливым тоном, что всякий раз прорезается у кокаинистов, когда они вынуждены предаваться своему пороку при свидетелях. — У меня полно.

— Не сомневаюсь, — буркнул я. Внутри у меня все бурлило и кипело. — Слушай, Кэт, — произнес я, присаживаясь рядом с ней. — У меня есть одна идея. Я могу тебя из всего этого вытащить. Доктору нужна прислуга — постоянная экономка, с полным пансионом. Мне кажется, я смогу его убедить, если ты захочешь…

Речь мою прервало громкое шмыганье — Кэт вдохнула марафет с запястья. Лицо ее повело от ожога, но оно тут же стало умиротворенным. Наконец она залилась смехом:

— Прислуга?Стиви, ты шутишь,что ли?

— Какие шутки? — ответил я. — Крыша над головой, прочная — и постоянная — работа…

— Ага, — ехидно отозвалась она, — и могу себе вообразить, что мне придется делать для этого твоего доктора, чтобы ее не потерять.

На меня вдруг накатила волна ярости, и я схватил Кэт за руку, смахнув с запястья остатки порошка.

— Больше не говори так, — процедил я сквозь сжатые зубы. — Даже думать так о докторе не смей. Если ты в жизни своей таких людей не встречала…

— Стиви, черт бы тебя драл! — взвизгнула Кэт, пытаясь спасти остатки развеянного кокаина. — Ты так ничего и не понял, правда? Значит, я никогда не встречала таких людей? Так у меня для тебя новость, мальчик, — таких людей я встречаю с самого приезда сюда, и они уже достали меня, эти твои люди! Ну как же, пожилые джентльмены всегда рады помочь, еще б я их не встречала — вот только они всегда требуют что-то взамен! И я сыта этим по горло! Мне нужен мужик, Стиви, мой собственный, и мужиком этим будет Динь-Дон! И он не мальчик, не глупое дите с дурацкими затеями… — Она умолкла, пытаясь отдышаться. — Ладно. Прости. Ты мне нравишься, сам же знаешь… Всегда нравился. Но я стану в этой жизни кем-то — может, не знаю, танцовщицей в ревю или актрисой — и когда-нибудь выйду за богача. Но ради всего святого — не прислугой,у меня самой будет прислуга, чертова ее уйма!