Ангел тьмы
Шрифт:
— Совершенно верно, Мур. С Боасом. Уверен, он будет счастлив снова оказать нам услугу.
Доктор Франц Боас [26] был близким приятелем доктора из числа ученых — глава Отдела антропологии в Музее естественной истории, он годом ранее оказал нашему отряду неоценимую помощь в расследовании дела Бичема. Будучи, как и Крайцлер, урожденным немцем, Боас, меж тем, перебрался за океан значительно позже доктора. Прежде чем осесть в Соединенных Штатах и посвятить себя антропологии, он изучал психологию, так что они с доктором не испытывали каких-либо затруднений в беседах друг с другом; и всякий раз, стоило им с доктором встретиться за дружеским обедом в доме, столовая неизбежно становилась полем оживленных дискуссий, временами перетекавших в дебаты: доктор Боас порой сбивался на немецкую речь, доктор Крайцлер — тоже, и я уже вовсе переставал разбирать, чего они так разорались. Но в остальном он был добрейшим человеком и, подобно большинству истинных гениев, никогда не позволял своим мозгам превратить себя в то, что можно назвать интеллектуальным снобом.
26
Франц Боас (1858–1942) — американский лингвист, этнограф и антрополог, исследовал языки и культуру индейцев и эскимосов. Один из основоположников дескриптивной лингвистики.
— Я покажу ему и нож, и этот метательный снаряд, — сказал доктор Крайцлер, — а потом опишу ребенка или детей, коих мы замечали в случаях применения этого оружия. Быть может, он предоставит какие-либо догадки — или же кто-нибудь из его сотрудников. Признаюсь, пока это дело меня озадачивает.
Ответом ему послужило согласное чавканье: тем самым мы давали понять, что более ничего не способны добавить к истолкованию утренних событий. Мы просто ели и пили, успокаивая нервы и разум. Пока молчание не прервала мисс Говард:
— Для женщины, чьи первоначальные действия кажутся столь импульсивными, — начала она плавно, потягивая вино и поигрывая ложечкой в горке свежей клубники под горячим шоколадным соусом, поданной ей на десерт, — эта особа, похоже, заранее обдумала, как ей лучше всего избежать поимки. — Она изящно куснула сочную ягоду. — Очередной парадокс, доктор?
— Разумеется, Сара, — ответил тот, катая свою клубнику в шоколаде. — Но не следует забывать — и я сейчас обращаюсь ко всем вам, — что подобные парадоксы ни в коем случае не должно считать противоречивыми. Они суть часть единого процесса. Подобно змее, извивающейся на песке из стороны в сторону, а в итоге — продвигающейся вперед, ведет себя и сестра Хантер в погоне за отчаянными своими целями. Она импульсивна — и тут же расчетлива. Льстит и соблазняет — и вдруг смертельно угрожает. Женщина, производящая впечатление респектабельной дамы, чей супруг прикован к постели, — однако между ней и самой выродившейся, бессмысленно жестокой бандой в городе обнаруживается важная связь. В сравнении любое самое вызывающее преступное поведение представляется понятным и объяснимым. Даже такой маниакальный убийца, как Джон Бичем, похоже, держался курса, который выглядит едва ли не прямолинейным и внятным, хоть и смертельным. Оказавшись лицом к лицу с Элспет Хантер, мы во многих смыслах обнаруживаем себя в незнакомом мире. И карт этого мира — еще меньше…
Меж тем трапеза приближалась к концу, и — поскольку было воскресенье и все места, упоминавшиеся доктором Крайцлером как потенциальные источники информации, были закрыты — все сошлись, что лучше разойтись по домам, заняться оставшимися делами и просто немного отдохнуть. Покинув кафе «Лафайетт», Айзексоны сразу бросились ловить кэб, а доктор любезно предложил мистеру Муру и мисс Говард развезти их по домам. Затем мы вернулись на 17-ю улицу, и мне пришлось изрядно провозиться в каретном сарае, приводя в порядок коляску и смазывая круп Фредерика, которому досталось от Динь-Дона.
Удар почти не оставил отметины, однако я чувствовал, что Фредерику больно, так что, втирая лекарство, я успокаивал его и кормил сахаром. Еще больше бесила меня мысль, что человек, коего я всегда считал одним из худших своих знакомцев — а после визита к Кэт принялся ненавидеть еще больше, — причинил Фредерику такую боль и смятение. И, трудясь над крупом животного, я тихо уверял его, что уж позабочусь — Динь-Дон еще поплатится за эту рану своей собственной шкурой. Да еще и с процентами…
Погруженный в эти горестные мысли, я почти не заметил проскользнувшего в каретный сарай Сайруса. Он подошел и погладил шею Фредерика, заглядывая мерину в глаза и бормоча какие-то слова сочувствия. Потом заговорил со мной:
— Он в порядке?
— Ага, — сказал я, придерживая левую заднюю ногу Фредерика и сковыривая засохшую грязь с подковы. — Рубец небольшой. Он больше перепугался.
— Крепкий, старина, — проговорил Сайрус, легонько похлопывая конягу по морде. Потом обернулся и подошел ко мне. Я почувствовал, что у него что-то на уме.
— Мисс Говард не слышала. В смысле, чт о Динь-Дон сказал про Кэт.
Мое сердце подскочило, но я продолжил чистить подкову.
— Нет?
— Она была слишком далеко. Да и занята была. — Сайрус присел со мной рядом. Быстро покосившись, я узрел на его широком лице любопытство, но еще больше — симпатии. — Зато я слышал.
— О… — только и смог произнести я.
— Поговорим, Стиви?
Я попытался выдавить из себя легкий смешок, но осекся.
— Да что тут говорить. Она ушла и стала его девчонкой. — Я чуть не подавился этими словами. — Я ж говорил ей… ну, знаешь, насчет работы здесь. Но ты был прав. У нее другие планы…
Сайрус только хмыкнул — дескать, он все понял. Затем положил руку мне на плечо.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Не-а, — ответил я, не отводя глаз от подковы. — Со мной лады. Просто надо закончить тут вот, только и всего…
— Ну… Доктору незачем знать эту часть истории. С делом это никак не связано, я так считаю.
— Верно. — Мне наконец удалось бегло взглянуть на друга. — Спасибо, Сайрус.
Он просто кивнул, встал и медленно вышел из каретного сарая.
Я провел за работой еще несколько минут: засохшая грязь сходила с подковы Фредерика еще быстрее оттого, что смешивалась с моими тихими слезами.
Глава 19
Странное дело — вот так ложишься спать ночью, убежденный в чем-то, а просыпаешься наутро и понимаешь, что столкнулся с прямо противоположным…
Отключившись тем воскресным вечером вскоре после заката, я был намертво уверен, что никогда больше не увижу Кэт: даже если сердце мое и смогло бы перенести визит к ней в логово Пыльников, отношения с Динь-Доном у нас настолько осложнились после приключеньица на Бетьюн-стрит, что даже попытка туда заявиться могла стоить мне жизни. Осознание того, что дверь моих странных отношений с нею будто внезапно захлопнулась, то злило, то огорчало меня весь день и вечер воскресенья. Настроение мое на самом деле стало таким свинцово-синюшным, что доктор, хоть и был занят нашим делом, счел нужным навестить меня в моей комнатке и спросить, все ли со мной в порядке. Правды я ему не рассказал, а он, конечно же, почувствовал, что я скрываю что-то, но давить не стал, лишь велел мне поспать подольше и посмотреть, как оно обернется утром.