Ангел тьмы
Шрифт:
Она бросила аппарат с грохотом, который эхом отдался у меня в ухе и заставил отодвинуть конус подальше.
— Господи Иисусе, — вздохнул я, надеясь, что моя барабанная перепонка не лопнула. — Вся клятая семейка — сумасшедшие как один…
Через несколько секунд телефон на том конце снова загрохотал, и я услышал, как детектив-сержант Люциус говорит, хотя и не в аппарат:
— Нет, мама, Стиви не доктор, он просто… пожалуйста, мама, уйдите! — Раздались какие-то невнятные возражения женщины, потом Люциус снова заявил: — Мама! Уйдите! — Затем он глубоко вздохнул и заговорил в трубку: — Стиви?
— Он самый.
— Извини за все это. Она до сих пор не совсем понимает эту штуку, и не уверен, что когда-нибудь научится. Что стряслось?
— У меня кое-какие новости, и, думаю, они сберегут вам и детектив-сержанту Маркусу время. Сможете забрать его и подъехать сюда?
— Я смогу приехать, — ответил Люциус. — Я тут делал химический анализ образца с кончика той палочки, но как раз только что закончил. Это, кстати, стрихнин. Но Маркус крутится в конторе, потом поедет в Институт. Зачем мы тебе?
— Думаю, лучше вам сказать ему, чтобы подъехал, — объявил я. — По-моему, я обнаружил кое-что… важное.
— Где доктор?
— Они с Сайрусом уже уехали в музей. Впрочем, ненадолго. Сможете все устроить?
— Я сейчас же возьму кэб и постараюсь перехватить Маркуса в Институте. — Тут он снова завопил в сторону: — Нет, мама, вы нюхаете химикаты, не надо ничего мыть… — Его голос снова вернулся: — Мне пора идти, пока мама себя не подожгла. Увидимся через полчаса.
Раздался щелчок, и я повесил трубку. Вернувшись в кухню, я увидел, что Кэт раздобыла яйца и немного селедки и собирается пожарить их на большой сковороде с длинной ручкой.
— Ну, — обронила она с улыбкой, — как твое «дело»?
Я был настолько поражен ее занятием, что не услышал вопроса.
— Кэт… ты умеешь готовить?
— Вот только не надо с таким видом спрашивать, — отозвалась она игриво. — Что, мистер Стайвесант-парк, думаешь, у нас с папой были слуги? Я все время ему готовила. Яйца с селедкой — вот это,я понимаю, завтрак.
Она попыталась разбить яйцо в сковородку, но рука слишком дрожала — и улыбка немедля покинула лицо Кэт, а сама она глубоко вздохнула.
— Скажи, Стиви, — тихо вымолвила она, вновь не глядя на меня. — У твоего друга доктора бывают… ну, знаешь, пациенты у него тут случаются?
— Не-а, — покачал головой я, вполне представляя себе, что она хотела сказать своим вопросом. — Ничего такого, Кэт.
— Просто… — Ее рука вновь затряслась, а глаза наполнились теми же болезненными, безысходными слезами. — Я не знаю, смогу ли разбить яйцо…
Мозг мой, казалось, ухватил мысль — нечто сказанное доктором, когда я был у него в Институте, а он занимался мальчишкой, который пребывал даже в худшем состоянии, чем Кэт, нечто о том, что резкий отказ от наркотиков может сотворить с человеческим телом. Я знал, что на самом деле у него, возможно, припрятано немного кокаина в маленькой смотровой комнате, обустроенной в передней части дома на нижнем этаже, но я не собирался давать его Кэт. Впрочем, когда она внезапно издала легкий вскрик, потом схватилась за живот и быстро опустилась на стул, я понял, что лучше бы мне что-нибудь предпринять — тогда я побежал в смотровую и открыл маленький стеклянный шкафчик, в котором стоял ряд пузырьков. Быстро оглядев их, я обнаружил болеутоляющую камфарную настойку. Я знал, что люди потчуют ею младенцев при коликах, и предположил, исходя из этого, что Кэт она не причинит вреда. Я побежал обратно в холл, потом к ней, уже совершенно скрючившейся.
— Вот, — сказал я, вручая ей пузырек. — Выпей немного.
Она, по-прежнему не отрывая руки от живота, со стоном сделала большой глоток. После чего оттолкнула склянку и высунула язык:
— Тьфу! Что это еще за дрянь такая?
— Просто чтобы немного успокоить твои внутренности.
— Мне нужен марафет! — возмутилась она, слегка топнув ногой.
— Кэт, его здесь нет. Попробуй не нервничать, хорошо? Глотни-ка еще… — Я поднес бутылочку к ее губам, она замотала головой, пытаясь избежать противного лекарства — но после очередного глотка нервы ее, похоже, и впрямь слегка успокоились. — Получше? — спросил я.
Она медленно кивнула:
— Вроде как. Уфф… — Потом наконец убрала руку от живота, вздохнула поглубже и поднялась. — Да. И впрямьлучше.
— Может, теперь еда? — Я подвел ее к плите. — Я как-то до сих пор не вполне готов поверить в эти твои кулинарные таланты…
Тут Кэт смогла тихонько рассмеяться — а когда взяла еще одно яйцо, руки ее уже были спокойны.
— Подожди, мальчик мой, — сообщила она, сноровисто раскалывая коричневую скорлупку о край сковороды. — Ты еще пожалеешь, что такой завтрак тебе подают не каждый день. — Поморщившись, она повернулась к столу: — Дай-ка еще этой штуки, хорошо? На вкус ужасно, но помогает.
Пока Кэт трудилась над яйцами и селедкой, она не единожды глотнула настойки, и ее настроение существенно улучшилось. Следующие полчаса или около того были одним из счастливейших мгновений с нею, что я могу вспомнить: просто готовить завтрак и есть его на кухне, будто мы самая обычная парочка, с болтовней, смехом, забыв на время, что пригнало ее к дому доктора. Кэт начала рассказывать о том дне, когда у нее будет большой и красивый собственный дом, и хоть я не верил, что блядство когда-нибудь сможет привести ее к такому исходу, все равно не сказал ничего вразрез этой мечте — настолько бодрее и здоровее казалась при этом Кэт.
Вообще говоря, я даже немного пожалел, когда, наконец, вскоре после десяти раздался дверной звонок. Я как раз приступил к мытью посуды, а Кэт прикурила сигаретку, все еще предаваясь фантазиям о своем будущем и даже в какой-то момент пошутив, как наймет меня работать у себя в доме. Я никогда не думал об этом — о нас с Кэт под одной крышей, взрослых, ни разу не представлял такого в моих мечтаниях и тем более не мог вызвать такого в своем сознании тем утром, настолько за гранью реальности все это представало. Полагаю, воображение у нее было намного лучше моего — да и как иначе, стоит мне об этом подумать.