Ангел тьмы

Карр Калеб

— Именно это, — объявил доктор, несколько тревожно поглядывая на Айзексонов, — очевидно, мыи предлагаем.

Кэт снова посмотрела на меня:

— Они серьезно, Стиви?

— В общем, да, — ответил я с улыбкой. Раздумья о том, что Кэт покинет город, не доставляли мне особой радости, чего греха таить, но сам замысел ее побега от Динь-Дона, Пыльников и прочей мутотени перевешивал все сомнения. — Давай, Кэт, — принялся уговаривать я. — Стащить пальто?Да ты это во сне сможешь провернуть.

Она с силой шлепнула меня по ноге и тихо выругалась:

— Незачем рассказывать об этом всему миру,Стиви Таггерт! — Потом оглянулась на остальных и встала: Идет, мальчики… э-э, джентльмены. Ваша взяла. Мне может понадобиться денек-другой…

— Чем скорее, тем лучше, — сказал доктор Крайцлер, поднимаясь и протягивая руку. — Но денек-другой вполне сойдет.

Кэт пожала его руку, на этот раз — гораздо менее пугливо, затем широко разулыбалась.

— Отлично! — заявила она. — Постараюсь как могу! — И, обратившись ко мне, приняла слегка застенчивый вид, играя, как до того на кухне: — Стиви… не будешь ли так добр… — и осеклась, понимая, что не знает нужных слов.

— Показать тебе выход, — закончил за нее я. — Да, конечно.

Доктор извлек несколько долларов и вручил их мне:

— Проводи ее до экипажа на углу, Стиви. — Затем поклонился Кэт: — Рад был познакомиться с вами, мисс Девлин. И надеюсь на успешное завершение нашего с вами совместного дела. — И вновь быстро взглянул на Люциуса: — Чем бы оно ни обернулось…

Я взял Кэт за руку, и мы вышли из дома.

Оказавшись на тротуаре по дороге ко Второй авеню, она начала скакать вокруг, как четырехлетка.

— Стиви! — чуть не кричала она. — Я еду в Калифорнию! Можешь поверить? Представляешь? Я— в Сан-Франциско!

— У тебя действительно тетя — оперная певица? — спросил я. Она чуть было не придушила меня, обвив рукой мою шею.

— Ну, почти. Она же все равно работает в опере. И когда-нибудь станетпевицей, она мне сама говорила.

— Угу, — отозвался я, не веря ей до конца. — Но она ж не профурсетка, а, Кэт?

— Нет, она не профурсетка, спасибо тебе, Стиви, — возразила Кэт. — И я больше такой не буду — с меня хватит! Моя жизнь изменится, Стиви, изменится— и мне лишь надобно стибрить жакет у Либби Хатч! Спереть жакет у бабы, которая на себеодежду с трудом удерживает, подумать только!

Мы дошли до угла — прямо через дорогу от «Нью-Йоркского родильного дома», как я отметил, — и пока я махал экипажу, лицо Кэт еще раз сморщилось:

— Как по-твоему, на кой им сдалась эта штука, Стиви? Доктору и этим двум ребятам? Странные они типы, эта парочка, для фараонов.

— Не знаю, — ответил я, внезапно понимая, что и в самом деле не знаю. — Но выясню. — Я повернулся к ней, когда она открывала дверцу экипажа: — С тобой все будет в порядке, Кэт? Ну, я про Динь-Дона и прочее.

— Этот? — усмехнулась она. — Его счастье, если он хоть раз меня встретит до того, как я это проверну. Пусть развлекается со своими двенадцатилетками — а я еду в Калифорнию!

— Лучше напиши сначала своей тетке, — посоветовал я. — Убедись, что она все еще там и что все нормально.

— Я об этом уже подумала, — сказала Кэт, сходя с бордюра. — Сегодня вечером как раз и думаю так поступить. — Она помедлила и обняла меня, прежде чем залезть в коляску. — Спасибо, Стиви, — прошептала она мне на ухо. — Ты настоящий друг, и это правда. — Отстранившись, она еще раз взглянула на дом доктора: — И ты был прав насчет своего босса — он славная душа, точно говорю. Хоть и выглядиттак, будто дьяволу душу продал, скажу я тебе!

Я жуть как хотел поцеловать ее, но она вскочила в экипаж, размахивая перед возницей долларами, которые я ей передал:

— Извозчик, Гудзон-стрит — и сильно не спеши, я хочу покататься всласть!

Кучер щелкнул кнутом, Кэт помахала мне и отвернулась, чтобы глядеть на улицу. Клянусь, она смотрелась так, будто весь город был ее собственностью, — и от этого я улыбнулся.

Когда кэб исчез, я развернулся и побежал обратно, желая наконец понять, о чем же, черт подери, болтали детектив-сержанты.

Глава 20

По возвращении в дом я чуть было не врезался головой в доктора Крайцлера, который стоял у маленькой смотровой комнаты, держа бутылочку с камфарной настойкой, что я оставил на кухне. Он пустился в лекцию о моей собственной ответственности за распространение наркотиков — похоже, обезболивающее было опиатом, чем и объяснялся быстрый эффект, производимый им как на страдающих коликами младенцев, так и на отчаявшуюся Кэт. Я сообщил, что и понятия не имел, насколько оно сильное, — ведь его кто угодно может купить где ни попадя. Он ответил, что понимает, почему я вынужден был им воспользоваться, учитывая состояние Кэт (которое он, как и детектив-сержанты, быстро опознал) — и все же он не хотел бы, чтобы я впредь брал какие-либо лекарства из смотровой без его на то позволения, поскольку ему не особо нравится мысль, что препараты придется теперь запирать.

Эту заслуженную, но от того не менее неприятную лекцию прервал треск дверного звонка. Два его сигнала, производимые маленьким, управляемым электричеством, молоточком, бьющим по паре длинных трубок в вестибюле, были особенно громкими, если учесть, что мы находились так близко — и мы с доктором подскочили. Он плотно закрыл пузырек с настойкой, отнес его в смотровую и сказал лишь:

— Надеюсь, мы поняли друг друга, Стиви. — Я заверил его, что поняли, и тогда он направился к двери.