Ангел тьмы

Карр Калеб

Конечно же, не стоило и надеяться, что доктору принесет радость возможная опасность, которой я подвергнусь, равно как и мое возвращение на былую воровскую дорожку, но, судя по выражению его лица, он понимал — у нас нет выбора. А то, что мисс Говард с детектив-сержантом Люциусом горячо выступали за этот план, лишь подлило масла в огонь. Так что в два часа я снова направлялся в мои старые края, чтобы попробовать разыскать Прыща-Немчуру и его хорька Майка.

Глава 21

Я рассчитывал, что Прыщ, несмотря на холодный для Нью-Йорка летний день, плавает где-нибудь в окрестностях порта на Ист-ривер — этот парень обожал воду, что твоя рыба.

Да к тому же там, где водились суда, водился и груз, и не было лучше способа осмотреть доки, чем невинненько поплавать вокруг да около, а заодно взглянуть, что там имеется. Не то чтобы судовой груз относился к привычной добыче Прыща — как я уже сказал, он был форточником, домушником, достаточно хорошим в своем ремесле, чтобы действовать независимо от любой банды, но при этом достаточно уважаемым, чтобы суметь присоединиться к любой бригаде, подходившей для указанной работы. Как бы там ни было, он был чутка отшельник, этот Прыщ — но только если дело не касалось животных. Он жил в заброшенном подвале на Монро-стрит, к северу от Бруклинского моста, с целым зверинцем собак, кошек, белок, змей, енотов и черт знает кого еще. Единственными тварями, которых он не держал, были крысы, и всю прочую свою живность он тоже обучил их травить. Просто когда ему было два или три годика, мать и отца Прыща, иммигрантов, вертевших сигары в доходном доме на Элдридж-стрит, ограбили, а потом пристрелили, и прошло больше суток, прежде чем обнаружили преступление, а заодно и чудом выжившего малыша — у крыс была масса времени как следует потрудиться над телами. Вида собственных родичей, полуобглоданных этими тварями, Прыщу хватило для объявления войны не на жизнь, а на смерть всем крысам, попадавшимся ему на глаза, — а в таком городе, как Нью-Йорк, это означало, что скучать ему никогда не придется.

Ну и, само собой, тем днем Прыщ как раз обретался за рыбным рынком Фултон — большим дощатым зданием с тремя маленькими башенками, которые звались «куполами»: плавал голышом с другими мальчишками. На реке недалеко от пловцов, рядом с переправой Фултон, станция которой стояла рядом с рыбным рынком, была пришвартована пара грузовых шхун да колесный пароход. Двое пацанят поменьше ныряли с бушпритов шхун — и преспокойненько могли переломать себе шеи, проскакивая в считаных дюймах от доков. Но никому, казалось, не было никакого дела, а Прыщу — вообще в последнюю очередь: он часто говорил мне, что как на его взгляд, так любой ребенок, плавающий без присмотра в реке с таким опасным течением, как у Ист-ривер, сам мог решать, где и когда раскроить себе башку.

Я проделал путь через всю пахучую шумную толкучку, продолжавшуюся и за пределами рыбного рынка, потом прокрался вокруг фундамента здания, где в вечно темных, взбаламученных водах плескалась ребятня.

— Эй, Прыщ! — крикнул я, заметив, что голова его показалась на поверхности. — Если решил от воспаления легких помереть — лучше способа не придумать!

Он ухмыльнулся мне, продемонстрировав широкий зазор между передними зубами, оставленный ему на память двумя фараонами, и переспросил:

— Фто ты говорифь, Фтиви? — Шипящие терялись в этой дырке. — Денек — фамое то, фтоб ифкупнутьфя!

— Вылезай давай, — ответил я. — У меня к тебе деловое предложение!

Отбросив назад черные волосы, он быстро и умело поплыл к тому месту, где я сидел.

— Ну вот, фначала ифкупнутьфя, а потом и делом ванятьфя, — объявил он, выскочил из воды бледной белесой вспышкой, подбежал к маленькой горке своих шмоток, вытерся тряпкой, которая когда-то, должно быть, представляла собой полотенце, и второпях принялся одеваться. — Как ты, Фтиви? Фто лет тебя тут не видал.

— Меня тут и не было, — сказал я, заметив, что голос Прыща стал ниже. Он был на год

или два постарше меня, но казался маленьким для своего возраста. — Работаю. Честная жизнь, сам знаешь, уйму времени отнимает.

— Вот потому-тоя и дервуфь от нее подальфе, — заявил Прыщ, уже облачившийся в старую рубаху, шерстяные штаны и подтяжки, потом натянул пару поношенных ботинок и пожал мне руку, после чего водрузил себе на голову шапочку углекопа так, что она съезжала ему на один глаз. — Ефли я не фмогу ходить плавать, когда мне вдумаетфя, фмыфла в такой вывни для меня будет никакого. И фто ты там надумал, фтарина?

Я подобрал несколько камешков и начал швырять их в воду.

— Майк до сих пор с тобой?

— Майк? — переспросил Прыщ таким тоном, будто я упомянул члена его семьи. — Ну конефно Майк фо мной! Куда ф мне беф Майка, Фтиви, беф моего мальфика — он ве прировденный крыфолов, мой Майк!

— А ты когда-нибудь его другим одалживал?

— Одалвивал его? — Прыщ скрестил руки, подперев одной подбородок и дотронувшись пальцем до носа, будто обдумывал мои слова. — Нет… нет, я и не думал о таком ни раву. Да и не по дуфе мне это как-то. Знаефь, Майк — он фам по фебе.

Он был убийственно серьезен — и бессмысленно было пытаться убедить Прыща в том, что животные — это всего лишь животные.

— Ну, я мог бы воспользоваться его услугами, — сообщил я. — Скажем, на неделю. И заплатил бы за это как следует.

Палец Прыща продолжал постукивать по носу.

— На неделю. Фто в… — Он внезапно просветлел. — А ефли мы пойдем и фпрофим у него фамого? Ефли Майк тебя примет, Фтиви, это будет фнак, фто он ховет работать — а раф так, то я у него на пути фтоять не фобираюфь!

И Прыщ немедля зашагал к хибаре, которую называл своим домом, — ну вылитый капитан-недомерок преступного мира, — а когда я нагнал его, то подумал, что этого парня ждет блестящее будущее, если ему удастся на шаг опережать пулю из длинноствольного ружья.

Свои дела мы быстренько обсудили по дороге к дому Прыща на Монро-стрит, расположенному в одной из самых старых и страшных частей городских нахаловок. Дом, где обитал Прыщ, как и большая часть соседних, был ветхой деревянной постройкой, оставшейся примерно с прошлого века — а то, что он звал «подвалом», на самом деле больше походило на пещеру. Дотуда мы добрались, свернув в проулок на задах, весь заваленный мусорными кучами и увешанный стираным бельем, а потом спустившись по старинным каменным ступенькам в помещение с земляным полом. Там было темно, если не считать еле различимого света из мутного окна под самым потолком — что не помешало куче собак удариться в лай, едва они заслышали наше приближение. Как только мы вошли, Прыщ зажег керосиновую лампу, и лишь только он это сделал, все ожило: вокруг нас начали скакать и тявкать собаки, кошки шарахались от собак и шипели на них, а рядом кружила дюжинами прочая живность поменьше — да так, что казалось, будто шевелятся сами стены. Прыщ от души приветствовал их всех — на что ушло определенное время, а я пока осторожно ждал, не зная, кто из зверья опасен для посторонних, а кто нет.

Помимо той немногой мебели, которой владел Прыщ, там имелась старая раковина, а под ней — мусорное ведро, содержимое которого было разбросано по всему подвалу; и вскоре из самого ведра вылез средних размеров енот, весьма виновато косясь на Прыща.

— Вилли! — вскричал Прыщ, бросившись к мусорному ведру с такой скоростью, коя делала бегство енота по единственной водяной трубе раковины чрезвычайно сложным (хотя все же возможным). — Фколько раф мне тебе повторять, никакого муфора! — Он поднял глаза вверх, на взобравшегося по трубе моргающего, цепко держащегося зверя. — Ведеф фебя так, будто тебя вообфе не кормят, неблагодарный ты маленький…