Ангел тьмы

Карр Калеб

Это снимало вопрос о том, зачем Люциусу понадобился жакет или пальто — какая-то одежда, которую сестра Хантер могла носить на улице и дома. И этот вопрос в свою очередь подводил нас к тому, что для остальной части нашего отряда было таинственным новым миром, — к идентификации волос. Похоже, судебная наука дошла до такой точки своего развития, когда с помощью микроскопа можно было определить, принадлежит искомый волос человеку или животному, а если человеку, то не был ли этот человек кем-то конкретным, — при наличии образца волос этого самого кого-то для сравнения. Так вот, на маленькой шляпке, замеченной доктором у подножия обелиска, были, по мнению Люциуса, волосы маленькой Аны Линарес: волосы младенца,

по словам Люциуса — «малой длины, зачаточные по характеру своему и обладающие необычайно хорошей пигментацией», — кажется, определить было проще всего. Поэтому нам сейчас требовался еще один образец волос Аны, взятый аккурат с одежды сестры Хантер, — чтобы поместить его под «сравнительный микроскоп» детектив-сержанта, этакую как бы двуствольную штуковину, которая позволила бы ему изучить два волоска, что называется, бок о бок и точно их сопоставить.

Но почему, недоумевали все мы, Люциус в качестве лучшего одеяния, с которого можно было бы взять подобный образец, выбрал пальто или жакет? Не проще ли попытаться выкрасть рубашку или, может, даже кое-что поинтимнее? Ответ детектив-сержанта оказался умен и достоин мужчины. Мы уже знали, что сестра Хантер бесстыдно выводила малышку на люди — считая, что никто и никогда не соберется арестовать ее за похищение ребенка (поскольку выкуп ее не интересовал), она, вероятно, наслаждалась любой возможностью заставить мир думать, что она способна иметь собственное здоровое, счастливое дитя. Рубахи, юбки, нижнее белье — все это она носила в помещении у Пыльников и одному богу известно где еще. К тому же мы знали, что ее определенно не смущает тесный физический контакт с массой всяческих типов, так что на этой одежде скорее всего — множество различных волос, на опознание и исключение которых ушла бы уйма времени. А время поджимало все сильнее: доказанная неспособность сестры Хантер как следует ухаживать за младенцами — учитывая ее практику в «Родильном доме» — определенно не замедлит сказаться. И тогда даже такое дитя, как Ана Линарес, скорее всего, станет намного капризнее, чем обычно, и ситуация лишь будет усугубляться. А если сестра Хантер переложит на ребенка вину за их неудавшиеся отношения (как, по предположению доктора Крайцлера, она уже делала раньше и сделает вновь), момент, когда маленькая Ана тоже начнет испытывать необъяснимые приступы удушья, один из которых в итоге и приведет к ее смерти, будет лишь вопросом времени.

Так что оставалось пальто или, что вероятнее даже в такой сравнительно холодный июнь, жакет: одежда, которую сестра Хантер немедля сняла бы, войдя в помещение, где собираются прочие люди, и, следовательно, число волос на ней было бы значительно меньше, — но в которой при этом Хантер могла быть, когда несла девочку, как это было в поезде Эл на Третьей авеню — крепко прижимая к груди.

Что и говорить, объяснение хитроумное — и когда детектив-сержант Люциус закончил, все мы, включая его брата, вознаградили его всплеском аплодисментов. Все беспокоились, сможет ли Кэт заполучить искомый предмет, но я утихомирил переживания: без лишних слов дал понять, что вряд ли нашлось бы много повседневных вещей, которые Кэт не смогла бы стащить, будь у нее на то достаточная причина.

Потом встал вопрос о том, что же делать с подвалом сестры Хантер. Мисс Говард вывесила на стену выполненный ею чертеж, и братья только что не обнюхали его. Остальные принялись бомбардировать мистера Мура подробными вопросами, на большинство коих он не был готов ответить даже несмотря на то, что беспрепятственно гулял по этому подвалу.

— Я же ребенка искал, господи боже! — запротестовал он после того, как кто-то осведомился, не заметил ли он каких участков бетона или кирпича, казавшихся новее обычного. — Я понятия не имел, что мне должно производить археологическое исследование. Обычный подвал — печь, какие-то шкафы, садовый инструмент и земляной пол. Кажется, были еще полки с консервами, хотя и не скажу точно. Ну знаете, как обычно, артефакты домохозяйства — старая мебель, несколько картинных рам…

— А располагалось оно все вот так? — уточнил доктор, разглядывая чертеж.

— Именно.

Доктор разочарованно вздохнул:

— Определенно ничего выдающегося. Правильнее всего, я полагаю, найти подрядчика, который выполнял работы.

— О, — мисс Говард подняла голову: глаза ее расширились, будто она осознала, что вспомнила нечто упущенное. — Но он умер. Мы спрашивали.

Доктор повернулся к ней:

— Он — что?

— Умер, — просто ответил за нее мистер Мур. — Умер сразу после окончания работ. Видимо, был другом клерка, с которым мы говорили в Архивном бюро. Он там много в записях рылся.

Доктор начал тереть виски:

— А клерк случаем не сказал, от чеготот умер?

— Сказал, — ответствовал мистер Мур, рассеянно покопавшись в карманах и извлекши старый кусок завернутого в бумагу баттерскотча. [28] — А-а, вот и пропитание!

28

Баттерскотч — ирис из сливочного масла и жженого сахара.

— Мур! — нетерпеливо бросил Доктор.

— Гм? А, да. Подрядчик. Его имя здесь — прямо на разрешении. — Шумно пососав ириску, он вытащил лист бумаги. — Генри… Бейтс. Контора у него была в Бруклине. В общем, с ним приключился обширный инфаркт спустя пару дней после окончания работы у Хантер. И я его не виню. Работай я у этой леди, со мной бы стряслось то же самое.

Доктор лишь со вздохом покачал головой, не опуская рук. Видя это, мисс Говард еще больше занервничала:

— Думаете, это важно, доктор?

Тот поднял голову, пальцами натянув кожу под глазами:

— Меня действительно поражает это странное совпадение, да.

— В этом деле у нас уже было одно совпадение, — заявил мистер Мур, беззаботно отмахиваясь. — Нельзя доверять такомуих количеству.

— Я бы не стал доверять ни одномуиз них, Мур, — прогрохотал в ответ доктор, — будь они действительно совпадениями! Маркус, предлагаю вам выяснить все, что сможете, о подрядчике Генри Бейтсе из Бруклина. Не исключено, что у него была семья.

— И они будут осведомлены о его состоянии здоровья, — кивнул Маркус, записывая имя на листке.

Мисс Говард схватилась за голову:

— Ну конечно же! Вот проклятье…

— И какого же дьявола ты так разнервничалась? — осведомился мистер Мур, и, должен сказать, даже мнепоказалось, что он не вполне соображает, в чем дело. — Ну случился у человека сердечный приступ. Что с того?

— Мур, — проговорил доктор, пытаясь сохранять терпение насколько возможно. — Не припоминаете ли вы случайно доктора Холмса, массового убийцу, чье существование доставляло в прошлом году столько волнений вашей бабушке?

— Ну разумеется, — отозвался он. — Кто же его не помнит? Поубивал черт знает сколько народа в своем «замке пыток».

— Именно, — кивнул доктор. — В «замке пыток». В кажущемся бесконечным лабиринте потайных комнат и камер, каждая из которых была спроектирована Холмсом лично для определенной ужасающе садистской цели.

— И? — вопросил мистер Мур. — Как одно связано с другим?

— Знаете, что этот Холмс совершил первым долгом, когда замок был закончен?