Ангел тьмы
Шрифт:
И я, чего таить, понял сие послание: Кэт вернулась к нему.
Это меня просто убило — глаза мои уставились в землю, а челюсть отвисла. Потом где-то у меня в голове раздался голос: «Ну ясно, что она к нему вернулась, — сообщил он. — Ей больше некуда было пойти, благодаря тебе…»
Когда я вновь оглянулся, Динь-Дона и след простыл в толпе. Скорее всего, он следил за нами от дома доктора, а теперь, удовлетворенный нашим отъездом из города, решил попросту отправить мне на прощание личную весточку, которая ранила бы мое сердце так же, как я сам когда-то ранил его лицо.
— Стиви! — То был мистер Мур, приближавшийся ко мне с саквояжем в руке. За ним следовал носильщик с тележкой. — Стиви, — снова произнес он, поравнявшись со мной. Потом присел на корточки. — Что такое, мальчик, в чем дело? Где доктор?
— Они… — Я встряхнулся что было сил, пытаясь избавиться от потрясения. — Они… уже на борту. Я таскаю наши вещи… с носильщиками.
Мистер Мур крепко опустил руку мне на плечо:
— Стиви, что-то случилось? Ты будто призрака увидел.
— Не призрака. — Я не мог пуститься в подробные объяснения, но часть поведать был просто обязан. — Пыльников. Должно быть, следили за нами.
Быстро обернувшись, мистер Мур прищурился и осмотрел причал.
— Но на пароход-то они не сели, а?
— Не-а, — ответил я. — Они ушли. Просто дали мне — нам— понять, что все еще наблюдают.
— Ага, — проговорил мистер Мур. — Ладно, пойдем. Как бы там ни обернулось, в городе нас не будет достаточно долго, чтобы Пыльники о нас и вовсе позабыли. — Я поднялся, и мы направились к трапу «Мэри Пауэлл»; носильщики шли следом. — Что-то не похоже на тебя, Стиви — дать запугать себя таким вот образом, — изрек мистер Мур, легонько толкая меня в плечо. — Хотя я все понимаю, после такой-то стычки.
Я не ответил, только кивнул и постарался привести дыхание в порядок. Когда мы взошли на борт, мне и это почти удалось — но обжигающий булыжник вины на дне живота никуда не исчез.
Оказавшись на палубе, мы с мистером Муром указали носильщикам дорогу к нашим каютам. Эти симпатичные, богато меблированные покои с нарядными деревянными панелями располагались посередине верхней палубы, по левому борту, а из окон их вскоре после отхода открылись виды не только на утесы Палисадов, но и на Кэтскилл и прочие горы по пути. Впрочем, тогда все эти прелести и преимущества для меня ничего не значили. Увидев, что багаж в целости и сохранности доставлен в каюты, где уже располагались и радостно осматривались доктор, Сайрус, мисс Говард и детектив-сержанты, я буркнул что-то насчет того, что хочу осмотреть пароход, и быстренько сбежал.
Внизу на главной палубе, прямо перед большими обеденными залами я обнаружил мужскую уборную и вошел туда, сопровождаемый несколько скептическим взглядом старого стюарда. Закрывшись в одной из туалетных кабинок, я прислонился к отделанной плитками стене и прикурил сигарету, стараясь отогнать дьявольские мысли и чувства, что раздирали мои внутренности. К тому моменту, как снаружи кабинки раздался голос стюарда, большого успеха я так и не добился.
Стюард намеренно прочистил глотку и объявил:
— Это ванная для джентльменов.
Что было не тем обращением, кое стоило применять к лицам в моем состоянии.
— Это туалетдля пассажиров,болван, — рявкнул я в ответ. — Так что проваливай-ка подальше, ежли не желаешь кончить рейс со сломанной клешней.
Я услышал, как человек глубоко, злобно и обиженно втянул воздух, но ничего не сказал — а еще раз как следует затянувшись, я сообразил, что он всего лишь выполняет свою работу.
— Не беспокойся, дружище, — на этот раз тихо произнес я. — Через секунду исчезну. — Позволил себе покурить еще минуту-другую, потом швырнул чинарик в унитаз и вышел вон, не оглядываясь на стюарда.
Пока я поднимался по деревянному трапу на верхнюю палубу, главный гудок корабля издал оглушительный рев: мы отправлялись. Я был еще не готов вернуться к остальным, так что вместо этого проследовал на прогулочную палубу и забрался как можно дальше, втиснувшись в узенькую щель между наружными поручнями и рулевой рубкой. Я был на правом борту парохода, по другую сторону от пристани, чтобы не видеть толпы на берегу. «Мэри Пауэлл» начала медленно отчаливать. Вскоре мы уже выбрались на середину реки, где огромные боковые колеса стремительно завертелись с громким рокотом — недостаточно, впрочем, громким, чтобы заглушить тот, прежний голос в моей голове.
Она не такая как ты, — бормотал он, — она росла в другом городе; ей никогда не понять его, правда, и не важно, что она там болтает; а ты, дурень, стоял столбом и дал ей вернуться прямиком туда, где ждала беда, и ты это знал — а вселишь потому, что она поставила тебя в дурацкое положение…
Блуждая в этих горьких думах, я едва не сорвался с палубы, заслышав за спиной голос доктора:
— С этой стороны много не увидишь, — сообщил он, присоединяясь ко мне у лееров. — Или захотел посмотреть, как тает город за нами?
Я обернулся глянуть на береговую линию Адской Кухни, коя неуклонно оставалась у нас позади.
— Вроде как, — вот и все, что я смог вымолвить.
Доктор кивнул, и несколько безмолвных мгновений мы стояли бок о бок.
— Вскоре будем у Палисадов, — наконец заметил он. — Пойдем на ту сторону?
— Конечно. — Я отцепился от поручня и последовал за ним вокруг задней стенки рулевой рубки.
Дальний пейзаж по левому борту парохода перед нами изменился так, будто мы попали в другой мир. Слева виднелись маленькие причудливые домики Уихокена, штат Нью-Джерси, а прямо перед нами редкие предместья прочих городков создавали картину не менее скромную и мирную. Вскоре зеленые заросли приблизились прямо к реке и не прерывались, пока мы не достигли гигантских серо-бурых скальных плит, что на протяжении многих миль вздымаются ввысь на сотни футов и известны под именем Палисадов. Утесы эти были первыми из множества восхитительных чудес природы, кои Гудзон мог предложить отправившемуся в дневное путешествие, и воздействие их — как и самой реки — должно было наверняка отвлечь человека от безотлагательных забот людского мира.
Мы разглядывали эти скалы, как вдруг доктор глубоко вдохнул, потом выдохнул с некоторой своеобразной, как мне показалось, смесью облегчения и испуга.
— Странное это дело, Стиви, — пробормотал он. — Странное и сбивающее с толку. Человеческий ум неохотно принимает такие события и возможности. — И, не отрываясь от утесов Палисадов, протянул руку. — И знаешь, размышляя обо всем этом, не могу не думать о собственнойматери. Необычная вещь, тебе не кажется?