Ангел в сетях порока
Шрифт:
Я написала две записки. Одну — тетушке Дороти:
«Дорогая тетушка Дороти, я благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но я не могу и не хочу выходить замуж за Росси и поэтому решила покинуть ваш дом. Я буду в полной безопасности, так что, пожалуйста, не пытайтесь меня искать. Через пару недель я дам знать, где нахожусь, а тем временем вы должны разорвать мою помолвку.
Ваша Максина».
Другая записка была адресована Росси:
«Дорогой Росси, я действительно не желаю выходить за вас замуж. Я исчезаю и прошу вас не считать меня своей невестой.
Ваша Максина».
Я прокралась вниз по черной лестнице, пересекла холл, где, по счастью, никого не было, и, выйдя из дому, побежала к станции подземки.
Сначала я никак не могла обнаружить Айвора в толпе на Оксфорд-стрит и пришла в ужас, как бы он меня не подвел. Но страхи мои были напрасны: Айвор стоял на условленном месте. Несмотря на потрепанную одежду, выглядел он весьма импозантно. Мы прыгнули в автобус и покатили в Челси. Через полчаса мы уже сидели в студии бородача, Айвор рассказывал, что мне пришлось убежать из дому. Поппи, с выражением горячего сочувствия на лице, предложила мне на первых порах пожить в ее комнате. А там еще что-нибудь подыщется.
В обществе Айвора и его друзей я почувствовала себя невероятно счастливой. Их доброта и участие вывели меня из состояния глубокого отчаяния, в котором я пребывала весь день. Иногда мне кажется, что я с превеликим удовольствием навсегда покинула бы Гровенор-сквер. Меня там ничего не держит. А Гарри… чем быстрее я его позабуду, тем лучше.
Поппи — личность незаурядная.
Смеется она по-детски заразительно, однако рассуждает, как очень опытная и взрослая. Она сирота и, сколько помнит себя, самостоятельно зарабатывает на жизнь.
Она делает небольшие рисунки для каких-то газет и вообще берется за любую работу, способную принести деньги. Она перепробовала самые разные профессии, была даже официанткой в ресторане и говорит, что это одна из самых тяжелых работ — все время на ногах.
Поппи живет прямо за Флод-стрит, в маленькой комнатке, где едва помещается раскладная кровать.
Как все здесь не похоже на то, к чему я привыкла! На весь дом, в котором сдаются все комнаты, одна ванна, и принимать ее можно лишь дважды в неделю, когда из подвала подают горячую воду.
Тогда мы платим шесть пенсов и записываемся на определенное время.
Живут в доме люди самого разного сорта. Поппи знакома со всеми из них и, встречаясь на лестнице, всегда вступает в разговор с ними. В большинстве своем комнаты снимают женщины, правда, есть несколько мужчин, которые живут в самой верхней мансарде. Возвращаясь домой поздно ночью, они топают на весь дом.
У нас в комнате газовая конфорка со счетчиком, куда надо опускать шиллинг, и газ, как назло, выключается именно в тот момент, когда должен закипеть чайник. Да и шиллинг не всегда оказывается в кармане!
Я выплачиваю Поппи три шиллинга в неделю за ночевку в ее комнате. Сначала она отказывалась брать деньги, но я настояла. Поппи так бедна, что, по-моему, ей не всегда хватает на еду. Девушка выглядит очень худой и бледной, а однажды, вернувшись с Флит-стрит, где пыталась пристроить рисунки, она чуть не упала в обморок.
Выяснилось, что целый день у нее во рту не было ни крошки, если не считать кофе, который мы приготовили к завтраку.
Теперь я сама хожу покупать продукты. Счастье, что у меня пока есть деньги.
Я подыскиваю себе работу, и Айвор с Поппи помогают мне. Но пока ничего подходящего не подвернулось.
Разумеется, я не получаю никаких вестей от тетушки Дороти и ее компании. Им неизвестно мое местонахождение, а давать объявления в газеты или обращаться в полицию они вряд ли решатся — побоятся огласки.
Жаль, что я не оставила записки для дядюшки Лайонела — он всегда был так добр ко мне!
Я частенько встречаюсь с друзьями Айвора в студии у бородача, которая, кажется, служит чем-то вроде штаб-квартиры. Однажды кто-то сказал:
— Почему бы Максине, — они все называют меня Максиной, — не поработать натурщицей? У нее чудная фигурка.
Мне понравилась эта идея, я вспомнила, что еще в Париже хотела позировать Томми.
— Ох, уверяю тебя, это совсем нелегко и не так уж забавно, — сказала одна из присутствующих девушек. — Я как-то позировала одному художнику. Он работал над академическим сюжетом — нимфа, сидящая у ручья, или что-то в этом духе. Так он упорно меня поливал водой, чтобы уловить оттенок влажной кожи. И, дорогая моя, абсолютно закоченев, я на всю жизнь заработала себе насморк.
— Ты хочешь сказать, что была совсем голой? — спросила я.
— Разумеется! — отвечала она и добавила: — Ты думаешь, кому-нибудь надо, чтоб ты стояла одетая? Тогда можно писать с манекена. Они платят только за обнаженную натуру, уверяю тебя.
После чего я, конечно же, заявила, что о профессии натурщицы не может быть и речи. Однако все стали меня уверять, что художник видит в обнаженной натуре не голую женщину, а нечто совсем иное.
А Поппи засмеялась и посоветовала:
— Не слушай их, Максина… Помните старика Акерса? — обратилась она к остальным.
— Ну и гнусный старик! — воскликнул кто-то и принялся рассказывать жуткие истории о его обращении с моделями.
Это окончательно решило вопрос.
Я скорее вернусь на Гровенор-сквер, чем стану позировать перед таким чудовищем, как этот старик. И я невольно вспомнила лорда Хьюго — вот уж действительно отвратительная личность!
На помощь мне пришел Айвор.
— Разумеется, Максине не подходит эта работа, — сказал он. — Придумай еще что-нибудь, Поппи.