Ангел в сетях порока
Шрифт:
На пороге стоял дядюшка Лайонел, а за ним выглядывал забавный маленький человечек, пытавшийся нынче утром завязать со мной разговор.
О, как я была рада этой встрече! Я бросилась обнимать дядюшку Лайонела, который тоже не мог скрыть своей радости и только повторял:
— С тобой все в порядке, Максина? Ты вполне уверена, что с тобой все в порядке? — хоть я и выглядела абсолютно целой и невредимой.
Наконец я схватила шляпу и плащ:
— Дядюшка, давайте уйдем отсюда поскорее.
— Ты здесь живешь? — спросил он.
— Нет, дядюшка, я здесь работаю и только что поскандалила со своим хозяином. Пойдемте!
И мы вышли, так что я даже не попрощалась с мистером Филдом — вот так завершилась моя карьера продавщицы!
Странный маленький человечек, который приходил ко мне утром, оказался детективом, которого дядюшка Лайонел нанял для розыска.
Мы вернулись в крошечную комнатушку Поппи, и дядюшку Лайонела чуть удар не хватил, когда он узнал, что я живу здесь. Да уж, это вам не особняк на Гровенор-сквер! Однако возвращаться домой, если меня там по-прежнему ждет свадьба с Росси, мне не хотелось. Я так и сказала дядюшке. Он принялся меня успокаивать, уверяя, что все поняли — произошла ошибка. Тетушка Дороти очень переживает, она и предположить не могла, что я так болезненно к этому отнесусь. Разумеется, я не обязана ни за кого выходить замуж. Он уверен, у меня все еще впереди и я сделаю свой выбор и буду счастлива. Если я вернусь домой, никаких разговоров о Росси не будет, мне даже видеться с ним не придется.
Дядюшка был так трогательно добр со мной, что, подумав, я решила вернуться, но все же не удержалась и спросила, сильно ли сердится на меня тетушка Дороти. Дядюшка Лайонел отвечал, что она очень расстроена.
— И я тоже, Максина, — добавил он. — Ты никогда не должна больше так поступать. Мы чуть с ума не сошли от волнений.
Конечно, не хотелось, чтобы эта история попала на страницы газет, и я надеялся, ты найдешь в себе достаточно сострадания, чтобы дать нам знать, где находишься, или вернуться. Повторяю, Максина, ты нам причинила немалую боль и огорчение.
Я почувствовала себя страшно виноватой и сказала, что причиной всему было мое отчаяние при мысли, что придется выйти замуж за Росси, которого я ненавидела.
— Эх, Максина, — покачал головой дядюшка Лайонел, — если бы ты пришла ко мне, я не допустил бы этого гнусного фарса!
Он произнес это очень сурово, и я догадалась, что нечто в этом же роде он заявил тетушке Дороти.
Пока мы разговаривали, сидя на постели Поппи — это единственное сиденье в комнате, — влетела она сама, и я представила ее дядюшке Лайонелу.
Должна сказать, что он был очень мил и любезен с Поппи, так что, уверена, понравился ей.
Он долго благодарил ее за заботу обо мне, особенно во время моей болезни.
— Я сейчас забираю Максину с собой, — сказал дядюшка Лайонел, — но надеюсь, вы будете часто ее навещать, и знаю, что ей захочется приходить к вам.
Он сказал все это очень искренне, и Поппи пообещала, что придет обязательно, так как будет ужасно скучать без меня.
Я спросила у девушки, дома ли Айвор, — мне хотелось попрощаться с ним.
— Он должен появиться здесь с минуты на минуту, — отвечала она.
Мы решили подождать, и дядюшка принялся развлекать нас разговорами. Вот уж никогда не предполагала, каким забавным он может быть! Я его никогда не видела таким на Гровенор-сквер в кругу друзей тетушки Дороти. Поппи хохотала от души, и в заключение дядюшка сказал:
— Мы должны с вами снова встретиться, независимо от Максины. Я прошу вас пообедать со мной как-нибудь вечером.
— С удовольствием, — отвечала Поппи, — но только не в слишком роскошном месте!
Он рассмеялся и отвесил ей несколько комплиментов, явно пришедшихся девушке по вкусу.
В этот момент раздался стук в дверь, и вошел Айвор.
Он, конечно, опешил, увидев дядюшку Лайонела, и, судя по внезапной перемене в настроении последнего, не понравился ему.
Дядюшка Лайонел стал очень суровым и отчужденным, перейдя на тот холодно-вежливый тон, который я называю «политическим».
Айвор же, весьма чуткий к настроению других людей, в тот же миг превратился в задиристого и дерзкого типа, всем своим видом показывая, что ни с кем не побоится сразиться.
Дядюшка Лайонел весьма сухо поблагодарил Айвора за все, что тот сделал для меня. Айвор ответил в том же тоне.
Я пыталась всех примирить, рассказывая, до чего Айвор добр, но становилось, кажется, еще хуже, и мы все окончательно заледенели и обменивались лишь формальными фразами.
Чувствуя, что беседа не клеится, я стала складывать свои немногочисленные вещи в пакет.
На улице нас поджидал дядюшкин «роллс».
Детектив сидел на переднем сиденье, рядом с шофером, и самодовольно улыбался.
Домохозяйка вышла проститься со мной. Дядюшкин автомобиль произвел на нее такое сильное впечатление, что она принялась с удвоенной силой выражать свое сожаление по поводу моего отъезда.
Когда очередь дошла до Поппи и Айвора, я почувствовала, что слезы выступили на глазах.
Я никак не могла отделаться от ощущения некой фатальности своего ухода, словно наша дружба никогда уже не будет прежней.
Я поцеловала Поппи и посмотрела на Айвора. Он был тоже взволнован моим отъездом, но, не имея привычки открыто выражать свои чувства, коротко проговорил:
— До свидания… я позвоню как-нибудь. — И, прежде чем я успела ответить, повернулся и пошел прочь.
Я села в машину с дядюшкой Лайонелом. На углу улицы я обернулась: старая домохозяйка, которую я никогда не любила, продолжала махать рукой. Поппи с Айвором исчезли.
Итак, я вернулась на Гровенор-сквер. Тетушка Дороти приветствовала меня самым пылким образом.
— До чего же ты глупая девочка, — говорила она, — взяла и убежала! Ну ладно, я обещала Лайонелу не обсуждать с тобой это, так что тема исчерпана целиком и полностью… О, дорогая, тебе необходимо срочно пойти к парикмахеру, а ногти — я просто в шоке!