Ангел Варенька
Шрифт:
— Я люблю вас просто за то, что вы — это вы, — сказала гостья, застенчиво улыбаясь в ответ на его умоляющий взгляд. — И не надо больше об этом. Мне стыдно, ведь я вам сама во всем призналась… Лучше покажите, как вы живете.
Она обвела взглядом комнату, стараясь не замечать разбросанных всюду детских вещей.
— Извините, у нас беспорядок, — Петухов заслонил собою наиболее компрометирующие участки комнаты. — А живем мы, в общем-то, обыкновенно, как все. Это у нас гостиная, хотя гостей мы редко принимаем и гораздо чаще сидим вечерами одни. Это обеденный стол, хотя обедаем
— А это? — гостья показала на фотографии, висевшие над столом.
— …Моя жена, Надежда Петровна, — Петухов засомневался, рассказывать ли дальше о своей жене или ограничиться этой краткой информацией. — Вы знаете, у нас очень сложные отношения. Не то чтобы сложные, а… — Петухов все еще не решался на полную откровенность. — Одним словом, жена меня совсем не любит, — прошептал Петухов, чувствуя, что этим признанием он упрощает свои отношения с гостьей. — Да, да, да! Я давно подозревал, но сейчас окончательно убедился! Не любит! Иначе не называла бы меня «свет мой, добрый молодец» и так далее! Чем я заслужил! Стараюсь, по магазинам бегаю, в очередях стою… — Петухов словно бы с состраданием всматривался в себя такого, каким он выглядел в собственном описании. — И дочки тоже… Такие были послушные, ласковые, тихие, когда в Замоскворечье жили, в деревянном домике, а стоило сюда переехать, и недавно слышу от них: «Кенты, покапали на хату». Совсем ведь еще школьницы, и где понахватались!
— А что такое кенты? — спросила гостья.
— От слова «Кент», сигареты такие… В переводе означает «парни», «ребята». Короче, городской подростковый сленг, — объяснил Петухов.
— Спасибо, — поблагодарила она. — А ваши фотографии здесь есть?
— Мои? Признаться, я редко фотографируюсь. И в зеркало почти не смотрюсь. Мне кажется, я такой неинтересный… Эти очки, залысины, маленькая головка… — Петухов со страхом ждал, что его самокритичность разочарует женщину.
— Что вы, у вас классический профиль! — возразила она. — Однажды я была влюблена в римского полководца, вы очень на него похожи!
— В самом деле? — Петухов был приятно удивлен. — И в каких же сражениях он участвовал?
— Он был одним из последних защитников Рима. Сражался с варварами.
— Между прочим, в детстве я очень любил командовать и играть в войну, — вспомнил Петухов.
— Вот видите!
— А еще я любил после сильного летнего дождя бегать по лужам! — с воодушевлением признался он. — Мы тогда жили в деревне, и вот пройдет гроза, сильная, свежая, и мы, мальчишки…
— Летнего? — разочарованно переспросила женщина. — Значит, лето вы любите больше, чем весну?
— Нет, нет, и весеннего тоже! — с опозданием поправился Петухов, но тотчас почувствовал неловкость и замолк.
— Не огорчайтесь, — успокоила она. — Я вас не ревную. Ну рассказывайте…
— …И мы, мальчишки, босиком выбегали на улицу, — стал нехотя продолжать Петухов, но через минуту снова замолчал. — Вечно я так, не умею я с женщинами, не получается быть внимательным, чутким, предупредительным, отсюда и все
— Напротив, вы очень чуткий и внимательный, — запротестовала гостья. — Просто я вас… действительно немного приревновала. Простите, мы, женщины, все такие… Вы же все прекрасно умеете, уверяю вас. Однажды во времена средневековья я была влюблена в рыцаря, и ваши манеры напоминают мне…
— Хватит! — не выдержал Петухов. — Сначала римский полководец, теперь рыцарь! Скольких же вы любили!
Гостья испуганно оборвала себя на полуслове.
— Извините, я не должна была… Когда существуешь здесь, на земле, уже целую вечность, то невольно ищешь любви. К кому угодно. Представляете, еще до того, как появились люди, я влюблялась в динозавров, ящериц, крокодилов… Помню, один динозавр…
— Хватит же, наконец! — угрожающе насупился Петухов.
— Значит, вы тоже ревнуете? — лукаво поинтересовалась женщина.
Петухов спохватился.
— Вовсе нет! Почему вы решили!
— А я вижу, и не пытайтесь этого скрыть. Вы ревнуете, как все мужчины.
Женщина весело взглянула на Петухова, и в ее зеленых глазах вспыхнуло его отражение, закружилось и рассыпалось мелкими искрами.
— Да, ревную, — вздохнул Петухов, — хотя мы встретились всего лишь час назад. Вас невозможно не ревновать. Вы такая красивая…
— В этом году не слишком. Вот в позапрошлом — другое дело. Тогда я действительно была хороша, — женщина раскинула тонкие руки по спинке дивана. — Помните, какая была весна в позапрошлом году?
— Конечно, помню. Уже в феврале все таяло, припекало, капало с крыш… — Петухов осмелился сесть рядом с женщиной. — Но вы и сейчас… вы… вы необыкновенная, — сказал он, жадно отыскивая в ее глазах свое отражение.
— И вы не боитесь мне об этом говорить? — простодушно удивилась женщина.
— Не боюсь, — твердо ответил Петухов.
— Почему это вы так осмелели?
Ее веселый взгляд словно поддразнивал его.
— Потому что вы олицетворяете собой вечную красоту, — Петухов смущенно зажал ладони между коленями.
— Вы хотите сказать, что вечная красота бесплотна и поэтому безопасна? О, вы ошибаетесь!
Женщина вплотную придвинулась к Петухову.
— Нет, нет, я хочу сказать… — начал Петухов, но голова у него закружилась, перед глазами все поплыло и в ушах повис странный счастливый звон. — Я люблю вас, — в изнеможении выдохнул он и услышал свой голос словно не из себя, а откуда-то сверху, снизу, со стороны и увидел себя — оттуда же — необыкновенно прекрасным, могущественным и добрым, не Петуховым, а — ангелом.
— Поцелуйте меня, — попросила весна. — Только не губами, а сердцем. Сможете?
— Смогу, — сказал Петухов, ощущая, как его сердце раскрывается, набухает, подобно ручью под зачерствевшей ледяной коркой, и, готовое вот-вот разорваться, сливается с сердцем весны.
— Да, именно так, именно так! Я в вас не ошиблась, — она протянула к нему свои невесомые тонкие руки и положила на плечи. — Хотите, мы улетим сейчас и всегда будем вместе?
— Куда? — спросил Петухов звенящим счастливым голосом.