Ангел возмездия

Мишарин Борис Петрович

Он, как обычно, выпил свою кружку чая, поблагодарил, произнес «до свидания» и удалился. Надежда вздохнула, скинула халатик, собираясь выйти, но в кабинет вошла Марина.

— На тебе новое платье, Надюша, очень идет тебе, правда. Что этот пень, так и остается слепым? Никогда бы не подумала раньше, что родной брат окажется толстокожим бараном. Но ничего, ты завтра опоздай минут на пять, так, чтобы он первым пришел, — она хитро улыбнулась. — В кабинет попасть не сможет, да он и ключ где не знает, засуетится, забегает, пусть поволнуется — ему полезно. Ругаться начнет, а ты укажи ему на часы, рабочий день с девяти, а ты пришла на 5

минут раньше. Я его знаю — насупится и заткнется, но может, хоть немного задумается.

— А что это даст, Марина Ивановна? — удивилась Надежда.

— Как что — хоть тебя разглядит. Нестандартность — она всегда глаза открывает, не дурак же он, только совсем на своей медицине помешался, не видит ничего вокруг, — Марина снова улыбнулась, помахала ручкой и вышла.

Надежда присела на кушетку, обдумывая предложение. «Может, оно и так, посмотрим».

Стас привычно толкнул дверь и удивился, толкнул еще и понял, что она замкнута, глянул на часы — 8-50. «Странно, такого никогда не было, — подумал он. — Надо найти ключ, но где он? Всегда открывала Надежда. Может, она заболела»? Стас вдруг осознал, что ничего о ней фактически не знает — ни адреса, ни телефона, чтобы связаться и спросить, ни состава семьи. А он проработал с ней три года и за это время не узнал ничего, ни разу не спросил ее ни о чем, что бы не касалось работы, приема, больных. Он прислонился к двери, и ему стало стыдно за свое отношение, словно с ним работал не человек, а робот.

Через пять минут появилась Надежда.

— Наконец-то, — воскликнул Станислав Иванович. — Я уже не знал, что и думать. Ты здорова?

— Здорова, — сухо ответила она, открывая дверь, но не смогла сдержаться и улыбнулась. — Вполне здорова.

— Слава Богу! — произнес он, успокоившись и заходя в кабинет. — Будешь готова — приглашай.

Первым зашел солидный мужчина лет сорока пяти, поздоровался, присел на стул.

— На что жалуетесь? — обыденно спросил Станислав Иванович.

— Сердце, знаете ли доктор, пошаливает временами, иногда ноет дня три-четыре, потом пройдет как-то само собой. С детства признавали неполную блокаду правой ножки пучка Гисса, но никогда меня оно не беспокоило — полгода, как началось.

Станислав Иванович померил давление, взял фонендоскоп и долго внимательно слушал, разглядывал принесенную больным кардиограмму.

— А сейчас сердце беспокоит? — спросил врач.

— Беспокоит, дня четыре уже. Сосу валидол — не помогает.

— А снимочки позвоночника делали?

— Да нет, никогда, доктор, не делал, — удивился больной вопросу.

— Повернитесь спиной ко мне.

Тихонов поводил ладонью над позвоночником, ощупал его весь.

— Так-с, все понятно — с позвоночником у вас не все в порядке, отсюда и возникают боли, валидол здесь не поможет и бесполезен. Но, слава Богу, все поправимо, ложитесь на живот, — он указал на кушетку.

Больной лег, и доктор снова пробежался пальцами по его позвоночнику, потом стал резко и сильно надавливать сложенными вместе ладонями. Позвонки хрустели, больной кряхтел и охал, потом лег на бок, и врач вертел им, словно пытался перекрутить концы позвоночника в разные стороны одновременно, на другом боку — то же самое. Немного помял его еще сверху и помог встать.

— На сегодня все, боли в сердце должны уйти — позвонки встали на свои места и не сдавливают нервы. Завтра придете к сестре, она дня три с вами позанимается, потом сами дома станете делать эти упражнения ежедневно в течение месяца минимум.

Больной стоял и трогал область сердца и так, и эдак — болей не было, они исчезли.

Второй больной жаловался на желудок: то ли гастрит, то ли язва, но постоянные сезонные обострения весной и осенью изматывали его. Доктор осмотрел пациента, назначил медикаментозное лечение, диету и хорошенько «отделал» его позвоночник, рекомендовав заниматься дома определенными упражнениями. Пояснил, что, скорее всего, обострений больше не будет.

Третий прибыл со снимками и махровым остеохондрозом…

Рабочий день закончился. Станислав Иванович, как обычно, потер глаза, провел пару раз ладонями по лицу и закурил. Совсем неожиданно произнес:

— Оказывается, Надя, я ничего про тебя не знаю. Может, посидишь со мною в баре, чего-нибудь выпьем, поговорим, а то всё одни больные со своими позвоночниками, проблемами.

Надежда была на седьмом небе — на нее обратили внимание, заинтересовались и даже пригласили в бар! Разве она могла отказаться?

Тихонов выбрал столик в отдельном кабинете, собственно, можно ли назвать его кабинетом — четыре стены, одну, выходящую в зал, заменяли плотные шторы, однако, место элитное, которое не могли занять просто люди с тугим кошельком. Играла тихая плавная мелодия, зал еще наполнялся посетителями, и Надежда чувствовала себя окрыленной и счастливой.

Станислав Иванович заказал красное вино «Душа монаха» в полотняной рубашке. Он и сам не мог сказать, почему сделал такой выбор, наверное, потому, что стукнуло 35, а он еще не женился и девушки не имел.

— Знаешь, Надюша, а я рад, что ты сегодня задержалась. Сдвинулась привычная цепь событий и дала возможность разглядеть, что ты не запрограммированная машина, — начал беседу Тихонов. — Извини, конечно, но рад, — повторил он. — Мы не знаем ничего друг о друге, работаем вместе три года, пора, наверное, пообщаться поближе. Если ты позволишь, я расскажу о себе в двух словах.

— Я послушаю с удовольствием, Станислав Иванович, — ответила Надежда, отпивая глоток вина.

Он тоже сделал глоток, закурил сигарету.

— У меня были трудные дни после школы, родители умерли, я ничего не умел делать и запил. Как-то украл бутылку водки и меня посадили, дали два года общего режима. Отсидел, вышел и запил снова — куда деваться: ни специальности, ни работы, ничего. Сестра спасла меня тогда с мужем, привезли сюда, устроили здесь же чистильщиком бассейна, пить я, конечно, бросил, а потом поступил в институт. Сам бы никогда не поступил — ни денег, ни знаний. Кэтвар помог. Занимался я тогда чуть ли не до посинения, мне нравилось, и думаю, что врач из меня получился. Видишь, как в жизни бывает — я стал врачом, а какой-нибудь отличник — посредственностью с дипломом.

Он проглотил несколько кусочков мяса, запил вином и приготовился слушать Надежду, снова закурив сигарету. В кабинетах разрешалось курить, в зале — нет. Тихонов словно впервые видел ее и знакомился — вытянутое слегка личико, короткая взбитая прическа из темно-русых волос, большие карие выразительные глаза с густыми длинными ресницами, небольшой прямой носик и алые губки сердечком, словно природный художник нарисовал их для мультика. Очень редкие губы для женщин, у мужчин такой формы совсем не бывает, предназначенные для любви, жарких и длительных поцелуев.