Ангел возмездия
Шрифт:
Голос Ирины звучал озабоченно и участливо, это не был голос обычного праздного любопытства.
— Ничего, Ирочка, спасибо, жена ничего не почувствовала, я не стал говорить ничего, сказал, что ездил смотреть больную, которая не может прийти на прием сама, — он отпил кофе. — Не хочется потерять семью, не хочется потерять и тебя, — честно признался он. — Ладно, все разговоры потом, приглашай больных.
В обед Тихонов всегда уходил к Кэтвару, к сестре, обедал там. Сегодня ел молча, без разговоров и аппетита. Бородины почувствовали его настроение, но не решились спросить. Стас быстро ушел, так и не сказав ни слова, кроме дежурных фраз: «приятного аппетита»
Он подошел к ней, погладил волосы и щеку, прильнул к губам продолжительным и чувственным поцелуем, потом снял с нее платье, долго ласкал грудь, целуя соски и шею, вошел аккуратно, положив ее на стол и, закончив, не выпускал из своих объятий. Обеденное время заканчивалось, они оделись, так и не произнеся ни слова, говорили одними глазами, выражая нежность и понимание. Снова начался прием больных.
Вечером повторилось все, как и в обед, может, ласки были более бурными и чувственными. Ирина поцеловала его на прощание в губы, провела по ним пальчиком уже двусмысленно — лаская и чтобы молчал. Никто не хотел слов, если они не могли быть всегда вместе. Словно договорившись, любили друг друга организмами и разговаривали потом мысленно в постели. Странная тактика устраивала пока обоих и каждый знал, что это временное явление.
Ирина, несмотря на прошлую бессонную ночь, не смогла уснуть сразу, считала, что ей легче, чем ему, переживала за него и верила его утренним словам. «Мне-то что, — рассуждала она, — я свободная женщина, а вот каково ему? Он же не подонок, любит Надежду и меня любит, а она беременна. Выбор совсем не прост, и иногда его вовсе нет. А можно ли любить двоих? — она начала вспоминать литературных героев. — Георгий Саакадзе очень любил свою златокудрую Нину, но жизнь с ней не сложилась по политическим мотивам, он женился на другой, полюбил ее, но свою Нину продолжал любить всегда. А еще кто? При чем здесь герои книг, это жизнь», — но в памяти высветилось стихотворение, и она прочитала его вслух.
Я стою у ночного окна, В небе светит бесстыдно Луна, Навалилась хмельная тоска, Пью ее я сегодня до дна. Знаю, любишь меня безмерно. Почему я такой плохой? Не могу полюбить так верно, Изменяя тебе с другой. И склонюсь у колен твоих, Разрывая себя на части — Неужели люблю двоих, Плавясь в огненном пламени страсти? Но стою у ночного окна, В небе светит бесстыдно Луна, Навалилась хмельная тоска, Пью ее я сегодня до дна.Ирина помолчала немного и прошептала вновь: «И склонюсь у колен твоих, разрывая себя на части — неужели люблю двоих, плавясь в огненном пламени страсти?.. Как ёмко и четко переданы наши отношения, словно автор заглянул в будущее и отразил сущность явления. Что будет с нами? Но я же знаю, что он любит и ее, сейчас наверняка лежит с ней,
Мысли еще долго крутились вокруг одной темы, повторялись, перефразировались, изменялись и возвращались, не находя решения, пока голова не устала и не затуманилась сном.
Стас тоже не засыпал долго, другие и более тяжелые мысли вертелись в его голове на одну и ту же тему, хотя кто и когда соизмерил их тяжесть? Надежда поспала часок и проснулась, наверное, ее разбудила гнетущая аура мужа.
— Не спишь, Стас, почему?
— Думаю, Наденька, думаю о будущем, — он вздохнул, подложил руку под ее голову, прижал к себе.
— Давай вместе думать, — жена ласково взглянула на Стаса, стараясь в темноте разглядеть выражение лица, прочитать по глазам невысказанные мысли.
— Нет, Надюша, нет. Постарайся уснуть, для малыша сон очень важен, он живой и тоже спит и бодрствует, веселится и грустит, но только с тобой, вместе. Работы много, больные идут потоком, а еще надо подумать о новом бизнесе, как мы и договаривались. Хотелось перед родами побольше побыть с тобой, а получится наоборот. Ладно, спи, милая.
Она закрыла глаза, подумала: «Ничего, это не страшно, главное — мы вместе».
Дни бежали за днями и ничего не менялось. Приближались Надины роды, и Стас решил поговорить с Кэтваром — может, он найдет какой-то выход, предложит хоть что-нибудь. Хотя что можно здесь предложить, кроме болезненного хирургического вмешательства? Но он решился на разговор. Позвонил вечером домой, когда проводил Ирину, сказал, что задержится с Кэтваром. Надежда захотела приехать тоже, но он не разрешил ей вначале, потом передумал — пусть приедет, пообщается с Мариной, скучно одной. Но так уж устроены, видимо, женщины: предложил приехать, она отказалась.
Стас не захотел разговаривать с Кэтом у него и у себя на работе тоже, он попросил его посидеть в баре, в отдельном кабинете, заказал коньяк с лимоном.
— Знаешь, Кэт, хотел посоветоваться с тобой.
— Знаю, — перебил его Кэтвар.
— Откуда!? — удивился Стае.
— Не слепой, вижу. Ты мне вот что скажи — действительно обеих любишь?
— Да, поэтому и не знаю, что делать, как быть. Надежда вот-вот родит…
Он опрокинул рюмку коньяка в рот, опустил голову, закусывая лимоном и почему-то прислушиваясь к музыке в баре.
— А ты хоть предохранялся, когда спал с Ириной? — задал вопрос Кэтвар.
Стас вздрогнул, ответил ошарашено:
— Нет.
— И что ты считаешь, что она пустоцвет? Наверняка уже тоже беременна, хотя еще и не знает про это сама. Доктор называется, головкой думаешь — не головой. — Стас обхватил голову обеими руками, тупо уставился в бокал с коньяком. — Если бы не знал, не верил тебе, — продолжал Кэт, — давно бы решил этот вопрос сам, но ты любишь обеих и это факт. У тебя все, Стас, получается через задницу — то ты пьешь немеренно, то в тюрьме сидишь, то любишь не одну, а двоих сразу. Одно лишь хорошо — врач ты тоже необычный, классный врач. Ты думаешь, что я Бог или царь? Пришел ко мне — и я все рамсы развел сразу? Нет, дорогой, я такой же человек, как и ты, только головой думаю, а не жопой. Извини, не хотел обидеть. Когда приходит любовь — хоть чем думай, не прогонишь ее, а она, как зараза, выбирает объект по своему желанию, тут уж ничего не поделаешь.