Ангелочек. Дыхание утренней зари
Шрифт:
Леонора с Гильемом остались одни, на безопасном расстоянии друг от друга.
– Ты – грубиян, животное! – проговорила она, не отходя от камина. – Так меня унижать! Были бы мы наедине, но поступать так со мной в присутствии твоего отца и Клеманс!
– Мы уже давно не остаемся наедине, так что у меня нет выбора.
– И раз уж ты больше не можешь меня мучить или бить, ты меня оскорбляешь! Большая ошибка с твоей стороны, мой супруг!
– Большой моей ошибкой было жениться на такой гарпии, как ты, и надеяться, что когда-нибудь я тебя полюблю!
Уязвленная этими словами, она подскочила ближе, но не настолько,
– Но между нами было и хорошее! Ты не можешь это отрицать! Первые свидания там, на Реюньоне, лунные ночи на пляже, а по утрам мы просыпались друг у друга в объятиях! Позволь мне думать, что ты все-таки любил меня хоть немного, пусть даже только в те несколько месяцев.
Гильем опустил голову. Он уже устыдился своей выходки, своей намеренной жестокости.
– Конечно я тебя любил. Но, полагаю, недостаточно сильно…
– Не так сильно, чтобы забыть свою страсть к Анжелине, которая отдалась тебе вне священных уз брака! Она, несомненно, глубоко запала тебе в душу, потому что, как только ты ее снова увидел, я перестала для тебя существовать! Хотя нет, я нужна была тебе в постели или чтобы выместить на мне свою злость…
Он помедлил с ответом. Слова жены напомнили ему о том, что его подозрение стало реальностью: они с Анжелиной зачали ребенка, плод их сумасшедшей тайной страсти.
– Мне очень жаль, Леонора. Отчасти ты права. Если бы мы остались на Реюньоне, возможно, мы с тобой до сих пор были бы счастливы.
– Конечно были бы!
– Тогда давай попробуем сохранить хорошие отношения, хотя бы ради детей, – предложил он. – Я смотрю сквозь пальцы на твою интрижку с судьей, это в некотором роде твое право. Я же прошу тебя: забудь прошлое. Анжелина вышла замуж и ждет ребенка от Жозефа де Беснака.
Леонора вздрогнула от удивления. Выходит, Николь слышала не весь разговор между повитухой и Гильемом? Новость привела ее в еще большее смятение. Она почувствовала, что балансирует на грани ненависти и отречения. Зачем мстить сопернице, когда все в прошлом и ее с твоим мужчиной уже не связывают чувства? И все же ревность, обида и злоба напомнили о себе с новой силой. Путь назад был теперь отрезан.
– Что ж, хотя бы это ее дитя родится в браке, – сухо заключила она.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ходят слухи, что красотка Анжелина родила от тебя ребенка – мальчика, которого усыновила Жерсанда де Беснак.
Гильем Лезаж побледнел как полотно. Он достал трубку и кисет с табаком только для того, чтобы хоть чем-то себя занять. Леонора пристально наблюдала за ним. Боже, как она когда-то его любила! В его объятиях, ощущая на себе его крепкое и жаркое тело, она стала женщиной, испытав лишь незначительную боль. Но разве то была большая плата за наслаждение, какое ей довелось потом испытать? Чувственная, с горячей кровью, Леонора оказалась ненасытной в любви. В постели она забывала обо всем, кроме своего удовольствия, а потому даже не подозревала, что супруг не разделяет ее восторгов. И вот они приехали в Арьеж, и на паперти местного собора она увидела молодую женщину такой солнечной красоты, что рядом с ней остальным дамам оставалось либо любоваться ею, либо проклинать ее.
– Это правда, – промолвил Гильем глухим голосом. – Я сам узнал правду недавно, хотя подозрения у меня появились еще зимой. Недавно Анжелина с мужем приходили ко мне в беседку поговорить.
Леонора слушала с непроницаемым лицом, но в душе у нее закипала ярость. Патетические нотки в голосе супруга пресекли в корне все ее помыслы о примирении. Она позволила горечи и обиде заполонить свое сердце. Ненависть обосновалась в нем подобно червю, которого теперь ничем не выманить наружу.
«Ты должна поплатиться за все, Анжелина! И ты тоже, Гильем! Сколько раз ты овладевал мною насильно в доме своего отца, когда все твои мысли были об этой девке! Ты унижал и высмеивал меня всего лишь полчаса назад. Еще немного, и я бы сказала, что хочу видеть тебя мертвым. Тогда я могла бы выйти за Альфреда и наконец чувствовать себя любимой!» – думала она.
– Почему ты молчишь? – спросил Гильем.
– Мне нечего тебе сказать. Хотя нет. Исправляй ошибки прошлого, Гильем, если тебе так хочется, но я ни за что не позволю появиться в этом доме твоему бастарду, поскольку, что бы ты там ни говорил, он бастард и есть! И даже не мечтай, что я допущу, чтобы он приблизился к моим детям. Это все. Мне пора спуститься в кухню, чтобы обсудить меню на ужин. Я могу отвезти тебя в твою спальню.
– Если тебе не трудно. Франсин собиралась поменять постель. Наверное, она уже управилась.
Молодая женщина без лишних слов отвезла мужа в комнату на первом этаже, которая была перестроена специально для него после несчастного случая, и удалилась, внутренне негодуя.
Сиделка помогла Гильему лечь на кровать под покрывалом из мольтона [11] шафраново-желтого цвета. Опершись спиной о сложенные стопкой большие подушки, он вытряхнул содержимое трубки в бронзовую пепельницу.
– Все, что может понадобиться мсье, на прикроватном столике. Я пойду в кухню.
11
Мягкая шерстяная ткань, похожая на плотную фланель. (Примеч. пер.)
– Ты что-то слишком торопишься, Франсин! Мне нужен порошок, ты знаешь какой. Возьми в ящике шкафа. И еще налей мне коньяка.
– Конечно, мсье.
Разговор с Леонорой разозлил его, и теперь он боролся с болезненным нервным напряжением. Спиртное поможет успокоиться. Не окажется лишним и гашиш, за которым он раз в три месяца отправлял кучера в Тулузу. Гильем не мог и не хотел избавляться от этого пагубного пристрастия.
– Спасибо тебе, Франсин, – произнес он, обращая на сиделку взгляд, значение которого она моментально угадала.