Ангельская Горячка
Шрифт:
— Каждую из них.
— Они прекрасны, — я не могла отвести от них глаз. — Но ты же не умел рисовать.
— Я научился. За последние два столетия у меня было много свободного времени, — он подошёл ко мне сзади и положил руки мне на плечи. — Я очень долго пробыл здесь один. Я знал, что без тебя я снова стану тем мужчиной, — он указал на холодную тёмную картину, изображавшую его самого.
Мы продолжали идти и подошли к следующей стене — и к следующей картине. Мы стояли перед рушащейся крепостью Дарксторма, слившись в поцелуе. Наш первый поцелуй. Бриллиантовая
— Поэтому я окружил себя воспоминаниями о тебе, — сказал Дамиэль. — Это определяющие события, которые изменили меня.
Мы прошли мимо картины, на которой мы сражались с армией солдат Улья — Роем. Он держал в руке Сапфировую Слезу.
Потом была наша свадьба.
И наше путешествие в мир Улья. Он запечатлел момент сразу после того, как мы телепортировались туда. Я упала в воду. Дамиэль стоял на берегу, протягивая мне руку.
Я повернулась и посмотрела на него.
— Я не припоминаю, чтобы была голой в том море.
— Я позволил себе некоторые художественные вольности.
— А, так вот почему твои мускулы выглядят такими большими.
Он выпрямился во весь рост и выпятил грудь.
— Уверяю тебя, Принцесса, мои мускулы именно такие большие.
Я усмехнулась.
— Можно устроить демонстрацию.
— Ладно, я тебе верю. Не снимай рубашку, красавчик.
Он кивнул.
— Я прекрасно понимаю твоё беспокойство.
— Беспокойство?
— Если я сниму рубашку, ты можешь упасть в обморок.
— Ага, конечно, — сухо ответила я. — Поскорее приготовь кушетку для обмороков, — я сделала вид, что отчаянно обмахиваюсь рукой. — От одной мысли, что ты можешь расстаться с рубашкой, у меня закружилась голова.
— Естественно.
Я фыркнула. Этот мужчина определённо любил себя. Ну, и тот факт, что он был хорош практически во всём, к чему стремился, не делал чудес для его эго. Эти картины выглядели так, словно их написал мастер-художник, а не воин.
Я посмотрела на следующую. На картине был изображён Серебряный Берег, самое прекрасное место на Земле и моё личное святилище. Там песок сверкал, как серебряные блёстки, и был мягким, как бархат. С этим местом у меня связано много прекрасных воспоминаний, но на стене было нарисовано самое чудесное из них. Это первый раз, когда я привела туда Дамиэля, вскоре после нашей свадьбы. Первый раз, когда мы занимались любовью. В тот день мы пометили друг друга магией и стали одним целым.
На следующей картине я была изображена с Дамиэлем прямо перед его отъездом на испытания архангела. Как выдавал мой круглый живот, я была беременна Неро.
Затем была сцена архангельских испытаний. Цвета в этой пьесе были противоречивыми, контрастными. Вся картина была искажена. Весь мир балансировал на краю. Джиро лежал в центре всего этого хаоса и боли. Он был мёртв. Дамиэль стоял над неподвижным телом своего друга, теперь уже будучи архангелом. Его нимб горел ярче, чем когда-либо прежде, но душа пребывала в смятении. Он только что потерял своего лучшего друга.
Следующая картина была так же радостна, как
Затем я увидела Неро мальчиком, который тренировался вместе с нами. Повсюду летали магические заклинания. Я усмехнулась, когда узнала старую гостиную Дамиэля в Нью-Йорке — и мебель была в огне.
Последняя картина Дамиэля изображала наше сражение во дворе Замка Бури. Это был день, когда мы инсценировали свою смерть и отказались от всего, чтобы защитить Неро.
— Ты расширил дом, чтобы освободить место для всех этих прекрасных картин? — спросила я Дамиэля, отрываясь от последней картины. Было слишком больно видеть это.
— Да, я продлил его, потому что мне нужно было место для моих воспоминаний о тебе, — ответил он. — И потому, что, как я уже сказал, у меня было много свободного времени. Быть занятым, сосредоточиться на тебе — вот всё, что удерживало меня от потери рассудка. Я знал, что ты жива. Я чувствовал это по нашей кровной связи. Я чувствовал это в своей магии и в своей душе. Но я не мог найти тебя, Каденс. Я ничего не мог сделать, чтобы вернуть тебя ко мне.
Беспомощная, безнадёжная мука горела глубоко в его глазах, словно призрак из прошлого. След всех тех лет, что он провёл здесь один. Я протянула руку и сжала его ладонь.
Его лицо преобразилось. Безнадёжность сменилась решимостью.
— У меня есть кое-что для тебя.
Он подвёл меня к маленькому столику в старом коттедже, затем достал из шкафа металлическую коробку размером с толстый словарь.
— Что это такое? — спросила я у него.
— Когда я понял, что пройдёт ещё много времени, прежде чем мы снова окажемся вместе, я кое-что сделал, — он открыл коробку и откинул её стенки.
Внутри лежал огромный блин с клубникой и взбитыми сливками. Вся еда была заключена в магическое заклинание стазиса.
— Я приготовил это для нас, Каденс. Чтобы разделить эту еду, когда мы, наконец, снова воссоединимся.
— Дамиэль, я… — мои глаза дрожали от слёз, а голос срывался от волнения. Такое чувство, будто моё сердце готово было взорваться. — Это самая романтичная вещь… — я всхлипнула. — На свете.
— Не торопись с выводами. Ты его ещё не пробовала. По прошествии двухсот лет он может оказаться отвратительным на вкус.
Я подмигнула ему.
— Я уверена, что ты сможешь справиться с таким простым заклинанием.
— Простым заклинанием… — его глаза сузились, и он подозрительно покосился в мою сторону. — Ты меня дразнишь.
— Разве это плохо?
— Это зависит от того, готова ли ты принять последствия.
Воздух наэлектризовался магией — нашей магией — и двумя веками сдерживаемых эмоций, только и ждущих, чтобы их выпустили на свободу.
— Если твой двухсотлетний блин убьёт меня, просто знай, что я умерла со звёздами в глазах и любовью в сердце, — сказала я торжественно, прижимая руку к сердцу.