Ангелы над Москвой
Шрифт:
— Пока нет, но будет, — уверенно сказал Ксор, выходя из воды. — Преобладающий в этих местах изотоп серы не образует стойких соединений. Дно покроется серной коркой, ну, и придонный слой, конечно, станет негодным. Но в целом это будет курорт, а не берег.
Дима пожал плечами и кивнул. У него тоже были все возможности рассмотреть поподробнее строение вещества. Но… не догадался. А Ксор догадался!
— Да какие там догадки, Дима… Практика, друг мой, практика! Помнишь Землю? И она меня помнит… Надеюсь…
Ксор наклонил голову, приложил к уху ладонь и запрыгал на одной ноге. Наконец это помогло.
— А теперь, — произнес он, — поступи так, как должен уметь поступать настоящий ангел Орэс. Сделай с этой местностью, что захочешь. Но так, чтоб узнать ее в итоге было невозможно. А я постою в самой середине катаклизма, посмотрю…
— Огнем ее, что ли, сжечь? — уточнил Дима.
— Можно и огнем, — согласился Ксор. — Обсохну заодно.
Дима на секунду задумался, а после взлетел и пулей устремился прочь от берега. Аж плечи обожгло воздухом, так спешил.
Возле приметного горного пика он оставил тело, чтоб сохранилось наверняка, а то мало ли что… Уже бесплотным, едва заметным лучиком метнулся он обратно, и, не долетев до Ксора, устремился под землю.
Он погрузился примерно на километр. Здесь было горячо, но он, сгусток мыслящей энергии, жар ощущал сугубо умозрительно. Температура, однако, отметил про себя Дима, в несколько раз выше нормы. Долгонько еще остывать этому вулкану, подумалось ему.
Дима устремил взгляд вверх, отыскивая Ксора. Вот он, голубчик, стоит ногами в прибое, обсушки ждет… Сейчас, сейчас…
Дима переместился так, чтоб находиться непосредственно под Ксором. Сделать это было несложно: Ксор дожидался, стоя на месте. Дима представил огромный стакан, трубу, колодец шириной в распахнутые объятья, а глубиной — от Ксора и до себя. И, представив всю эту колонну разнородного камня, моментально превратил ее вещество в энергию. Весь этот промежуток от Ксора и до себя — взял, и превратил…
Страшный удар потряс твердь. Взрывная волна, направленная от поверхности вглубь, пронизала недра с сокрушительной силой. Никогда еще в недолгой истории существования этого небесного тела не случалось, чтоб воздействие такой мощи било в кору планеты.
В небо, в воздух и далеко за пределы атмосферы ударил расходящийся конусом поток газов, воды и твердой породы. Газы рассеются, влага сконденсируется и замерзнет, камни разлетятся, и до скончания времен эти осколки будут бомбардировать планетную систему, то сгорая в толщах газовых покровов яркими светляками, то уродуя кратерами гладкую поверхность безатмосферных спутников.
Глубоко в проломе сверкнуло огненно-красным, и к поверхности стала стремительно подниматься масса разжиженной материи. Жерло новообразованного вулкана, прикинул Дима, должно в диаметре превысить пять километров. Интересно, какой же высоты образуется конус?
— Как Олимп на Марсе, — сообщил Ксор, находившийся где-то рядом. — Километров двадцать. Потом выветрится, осыплется… Тело свое далеко прятал?
— Улетело мое тело, — грустно сказал Дима. — Прятал далеко, да положил, оказалось, близковато…
— Ага, улетело, — согласился Ксор. — И мое испарилось. Сколько ты мне уже тел перевел за время учебы — и не сосчитать.
— Не меньше, чем себе, — посетовал Дима и спросил: — Что я опять не так сделал?
— Формально, — ответил Ксор, — ты задачу выполнил на пять баллов. Даже на все десять… Местность изменена до полной неузнаваемости. И я обсох — до последней молекулы, да быстро как, даже больно не сделалось…
— Прости, — огорченно протянул Дима, — я не хотел… так…
— Да ладно, — успокоил его Ксор, — не беда. Наше дело правое. Ломать — не строить… Помни, разрушая, мы высвобождаем энергию, а именно этого в принципе от нас и ждут там, наверху.
— Но я не собирался ломать так… сильно!
— Но сломал. И быстро: я даже крикнуть тебе не успел, чтоб направление преобразования не сверху вниз, а снизу вверх представил ты себе.
— Ну, да, — согласился Дима, — именно так я подумал: от тебя до меня…
— Дима, Дима… Когда ты уже привыкнешь: мы с тобой — нематериальны. Но мысли наши воплощаются — на зависть врагам. Легко и полномерно.
— Ксор… А давай я все исправлю?
— Нет!!! Дима, нет! Только не ты! То есть, не сейчас… И вообще, у нас тут где-то Хамдиэль с Олей бродили, строили чего-то. Создавать — это по их части. Сочтут необходимым, исправят.
— Не сочтут, — мрачно отозвался Хамдиэль, а Оля с укором спросила:
— Дима! Это ты устроил? Как тебе удалось?
— Вектор силы перепутал, — сказал за Диму Ксор. — Что привело к некоторому перевыполнению плана. Впитал стахановские методы с молоком матери! Догоним, как говорится, и перегоним! Пятилетку — за три года! Планы партии — планы народа! Кстати, народ, а нет ли тут поблизости какой планетки…
— Целой пока еще, — ехидно вставила Оля.
На Землю!
В густой темноте облачной, малозвездной ночи рдели уголья, потрескивали догорающие сучки. Закусив от старания губу, Оля выкатывала из жара обугленные с боков картофелины. Дима рассказывал:
— Когда я был маленьким, к нам во двор повадился приезжать мужик из какого-то подмосковного села. Ранним утром он обходил периметр нашего дворика и несчастным голосом кричал: «Картошка, картошка…» Я думал, он щенка потерявшегося ищет. Был такой мультик про девочку и рукавичку, которая в щенка превращалась… Вот и мне представлялся кудлатый, бурого цвета пес, который закатился с лаем в какую-то щель — за котами побежал, наверное, — и застрял. Теперь выбраться не может, скулит, а мужик его не слышит, ходит, зовет, чуть не плача. Но уезжать — не уезжает: как без друга?.. А потом приходила откуда-то баба его, и звонко горланила: «А вот картошечка, курская, рассыпчатая, ровная, гладкая — подходи, дешево отдам!» Я лез на подоконник смотреть — что за растительные чудеса раздают почти задаром? И не мне одному делалось интересно — к машине выходили люди, покупали у бабы картошку из распахнутого багажника, и даже иногда образовывали очередь. Мужик тем временем нарезал круги под окнами, горестно курил и зыркал взглядом по всем закоулкам. Я верил, что он действительно потерял щенка, только при бабе своей звать стесняется. Ездили они каждую осень, по субботам. А когда уезжали, меня выводили гулять, и я обязательно обыскивал двор: вдруг мужик пропустил лазейку, в которой бьется и плачет собака… Мне так хотелось собаку…