Ангелы отпевают всех подряд. Боевик
Шрифт:
Сняв раскисшие туфли, Тимофей поплелся через луг к избам.
Их было едва ли больше десятка. Вздорно разбросанные вокруг продолговатого пруда, избы выглядели необитаемыми. Мрак… Оглушают Барабаны небес… Красная от сполохов молний крапива… В пруду кипит красная вода… Слишком натуральная Декорация для фильма ужасов…
Тимофей заглянул в мертвые глазницы одной избы, обошел вокруг другой… Жизни нет, как нет…
Ливень валил с ног. Он заметно холодал. Потоп. Край цивилизации. Конец жизни. Даже если есть здесь хотя бы одна
– Погибаю, – просипел себе под нос Тим задубевшими губами. – Мамочка! Погибаю…
Едва вытаскивая из глинистой жижи пудовые ноги, Кровач потащился вокруг пруда к крайней избе, стоявшей на отшибе. Новый палисадник перед этой кособокой халабудой, единственный на всю деревню палисадник, один подавал надежду встретить в этих краях хоть одну живую душу…
Удивиться не оставалось сил, когда прямо перед ним мелодично проворковал женский веселый речитатив.
– Хватит, хватит… Эдик, кому говорят, – сорочку порвешь…
Распахнулась дверь, выплеснув на улицу яркий свет, и, не кланяясь ливню, в грязь ступил бритый наголо невысокий мужик.
– Валя! Ты, бля, гляди у меня! Шалава… – Мужика бросало по сторонам. Порывшись в ширинке он выкатил прибор и стал шумно мочиться…
– Ах, как хорошо-то. Душа в масле катается…
– Смотри в пруд не забурись, солнышко мое… Эдик! Эдик! Не забудь, утречком отвезешь меня в Перьево…
– Гляди у меня. – Бурчал мужик, растворяясь в потемках…
Вот тебе и домовой… Оприходовал бабу и был таков… Ночь Чудес…
Коротконогая, полная баба с удовольствием принимала шалости прохладного ветерка, шарившего под длинной ночной сорочкой. Глубоко вдыхая сырую свежесть ночи, белый ангел-спаситель заблудшего на чужой стороне миллионера, блаженно почесывалась, поднимая то одну, то другую раскатистую грудь.
Как на горнее сияние доброго видения, подтащился к толстушке Тимофей. Он трепетал, опасаясь, что видение исчезнет прежде чем он представит на его суд свою в конец загубленную жизнь… Кадык ходил ходуном…
Видение слишком увлечено было воспоминаниями о состоявшемся свидании с домовым. В непогоду любовные миражи особенно обольстительны… И все-таки это не ангел, это ведьма, ведьма-спасительница, – уж слишком сладким веет от нее пороком…
– Добрый день, уважаемая. Заблудился вот. Машина сломалась. Я из Москвы. Не сомневайтесь, я порядочный человек. Инженер. Пустите обогреться… Душа и та околела…
Боже, сколько сиротства было в этом импровизированном заклинании. С такой проникновенностью в горемычном голосе только по электричкам побираться…
Задорно вскинув нечесаную голову, ведьма без опаски рассматривала полуночного проходимца… Добрые люди в такую пору приключений не ищут… Но он такой несчастный, такой смирный, такой голосочек…
Ведьма была сыта, ведьма была великодушна… Припухшие, нацелованные губы едва сдерживали смех… Она быстро отступила в просторные пустые сени…
– Подождите в сенцах, я сейчас…
Тимофей поплыл. Под ним, на немытом полу, позорно натекала грязная лужа. Раскачиваясь, по собачьи поскуливая, голодными ноздрями хватал он чудный спертый дух жилья, с садистской язвительностью выделяя благовония крепкого табачного дыма. Особенного дыма, с примесью странно воодушевляющего аромата.
В предвкушении первой затяжки это были сладостные мучения. Дверь жарко натопленной избы радушно распахнулась… Не надо, не надо, господа сочинители, фантазировать о великолепии Райских Врат. Вот Они!.. Войти и умереть от блаженства!
– Ну, что же вы! Входите… – Теперь ведьма слегка смахивала на Даму. Дама была причесана, сбрызнута одеколоном, завернута в цветистый наглухо запахнутый халат… Губища жирно подкрашены. Даже груди успела взнуздать бюстгальтером.
– У меня тут не прибрано… Я только утром приехала на дачу…
– Меня зовут Тимофей. – Не таясь, миллионщик отлепил от пачки стодолларовую бумажку и положил на стол…
– Валюта? Нет, нет! Возьмите обратно!
– Не обижайте, сударыня. Не осталось у меня рублей.
–
Как потеплел мой голос, разнежившись, отметил Тимофей. Оживаю.
– Печь у меня горячая, мигом оклемаетесь… Зовите меня Валей.
Ласточкой летала толстушка. Завернула раздевшегося до гола бродягу в пикейное покрывало. Поставила перед ним полный стакан божественно пахучей самогонки. Налила в таз горячей воды. Сыпнула горчицы…
– Сейчас я быстренько яишенку состряпую…
Сунув онемевшие ноги в кипяток, Тимофей, конечно, наконец, испытал так называемое “ блаженство”, испытал но не “высшее”. До “высшего блаженства” оставалась всего лишь одна затяжка. Он возбужденно поерзал на стуле. За спиной, на подоконнике, в голубом блюдечке обворожительно воняли раздавленные бычки… Самокрутки… Спасите мою душу-у-у! Он сглотнул вязкий ком тоски…
– Валя, извините. Мне бы закурить… Можно я возьму окурок…
– Вы курите… Какой вы странный… Зачем же окурки… Я папирос не держу… Ну, вы посидите тут, я сбегаю к соседу…
– Как! В такой ливень!.. Валя! Не надо!
Тимофей пингвином выскочил из таза и, шлепая по полу босиком, бросился на перехват переусердствовавшей хозяйки.
– Умоляю вас! Не беспокойтесь
Он на лету схватил горячую пышку хозяйской руки и поцеловал с таким избытком признательности, что поцелуй получился нешуточно страстным…
Дама посмотрела на прыткого гостя долгим взглядом и стеснительно пожала плечами…
Пока хозяйка сосредоточенно колола яйца, миллионер вытряхнул из бычков остатки подозрительно зеленого табака (до упора выкуривает засранец), оторвал от прошлогоднего численника листок, краешек обслюнявил, и неловко орудуя необученными пальцами, слепил уродливую, мокрую цигарку…