Англичанка
Шрифт:
Дойдя до конца улицы, они вернулись к собору Парижской Богоматери. Сеймур поправил шарф и притворился, будто любуется аркбутаном.
— Ты так и не сказал, где эта вилла, — безразличным тоном напомнил он Габриелю.
— Скоро сам все узнаешь.
— А Марсель Лакруа?
— Этот мертв.
Сеймур обернулся и протянул ему руку.
— Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Ступай на Северный вокзал и ближайшим поездом возвращайся в Лондон.
— До вокзала больше мили.
— Тебе ходьба на пользу. Не пойми превратно, Грэм, но выглядишь ты просто ужасно.
Оказалось, Сеймур не помнит дороги до вокзала. Он был работником МИ-5, а значит, выбирался в Париж только на конференции, в отпуск или за пропавшей любовницей премьер-министра. Габриель шепотом подсказал ему путь и проводил до входа на станцию, где Сеймур исчез в море попрошаек, драгдилеров и чернокожих таксистов.
Оставшись в одиночестве, Габриель на метро проехал до улицы Согласия и пешком отправился к посольству Израиля, что находилось в доме 3 по улице Рабле. Позвонив из вежливости руководителю отделения, Габриель связался с дежурным на бульваре Царя Саула и запросил команду по оказанию помощи заложникам на одну из явок во Франции. Спустя пять минут дежурный перезвонил и сказал, что в течение суток команда из трех человек будет на месте.
— Где сама явка?
— Есть новая точка в Нормандии, недалеко от паромной пристани в Шербуре.
— Что в ней?
— Четыре спальни, кухня, совмещенная со столовой, прекрасный вид на Ла-Манш. Домработницы, если нужно.
Габриель нажал «отбой» и забрал ключи из сейфа начальника отделения. Близилась половина пятого — он как раз успевал на пятичасовой поезд до Авиньона. Когда Габриель вернулся в Апт, было уже темно. В эту ночь дождь не шел, только сильный ветер шнырял по узким улочкам старинного центра города. Из солидарности с Келлером Габриель не спал, просто лежал в кровати. Утром он выпил намного больше своей обычной дозы кофе.
— Плохо спали, мсье? — поинтересовался пожилой официант.
— Все этот ваш мистраль, — пожаловался Габриель.
— Да, страшное дело, — согласился старик.
Вывеска над входом в лавку гласила: «НЕДВИЖИМОСТЬ В ЛЮБЕРОНЕ». Вылепив на лице скептическую мину герра Клемпа, Габриель некоторое время изучал фотографии объектов на витрине и только потом вошел. Его приветствовала женщина в желто-коричневой юбке и облегающей, будто мокрой, белой блузке. Манера общаться герра Клемпа не показалась ей приятной. Мало какой женщине она казалась таковой.
Он сказал, что Люберон очаровал его и что в будущем он планирует вернуться и пожить здесь подольше. Комната в отеле не подойдет: дабы прочувствовать Люберон, хорошо бы арендовать виллу. Не абы какую, а добротную, вдали от туристов. Герр Клемп — не турист, он путешественник.
— Есть принципиальная разница, — сказал он, хотя, если разница и была, женщина ее совершенно не понимала.
Нечто в поведении герра Клемпа подсказывало ей: быстро от него избавиться не получится. К несчастью, женщина встречала много подобных клиентов — эти рассматривают каждое предложение, и ничего их не устраивает. Однако другой работы в этом местечке, которое так нравится герру Клемпу и ему подобным, для нее не сыскалось, поэтому она предложила клиенту кофе со сливками, и, усиленно изображая энтузиазм, стала показывать буклеты.
К северу от Апта имелась одна симпатичная вилла, однако герру Клемпу она показалась чересчур скучной. Имелась одна, недавно перестроенная вилла в Менербе, однако ее сад показался ему слишком маленьким, а мебель — слишком уж модерновой. Еще одна — близ Лакоста: глиняный теннисный корт и бассейн внутри, однако это предложение оскорбило социал-демократическое чувство равенства герра Клемпа. И так продолжалось дальше: вилла за виллой, город за городом, место за местом, пока не осталась одна вилла к югу от Апта, в небольшой сельской долине, засаженной виноградниками и лавандой.
— Идеально, — воодушевленно произнес герр Клемп.
— Там несколько безлюдно.
— Безлюдно — это хорошо.
В эту секунду женщина была с ним абсолютно согласна. Будь ее воля, она закрыла бы герра Клемпа где-нибудь на вилле, в самой отдаленной и безлюдной части Франции, а ключ выбросила. Вместо этого она раскрыла брошюру и по очереди показала снимки всех комнат. Как ни странно, особенно немца заинтересовала передняя, в которой вроде не было ничего особенного: тяжелая клепаная дверь, небольшой декоративный столик, два пролета известняковых ступенек: один ведет на второй этаж, второй — в подвал.
— Есть еще спуск в подвал?
— Нет.
— И никакого хода с улицы?
— Нет, — повторила женщина. — Если вы поселите гостей в спальне на нижнем уровне, им придется пользоваться только этой лестницей.
— Есть фото нижнего уровня?
— Боюсь, разглядывать там особо нечего: только спальня да прачечная.
— Это все?
— Есть кладовая, но для арендаторов она закрыта. Хозяин держит ее под замком.
— Есть нежилые пристройки?
— Раньше были, — ответила женщина. — Их снесли во время последнего ремонта.
Немец улыбнулся и, закрыв брошюру, подвинул ее через стол консультанту.
— Похоже, я определился.
— Когда планируете заселиться?
— Следующей весной. Однако, если возможно, — добавил он, — я бы хотел осмотреть виллу уже сейчас.
— Извините, она занята.
— Вот как? Надолго?
— Нынешние арендаторы должны освободить дом в течение трех дней.
— Боюсь, к тому времени я уже покину Прованс.
— Какая жалость.
Остаток дня Габриель катался по пригороду Люберона на мопеде, изображая туриста, а на закате остановился в укромном местечке у края долины с тремя виллами. Келлер должен был показаться тут же ровно в шесть, однако и в десять минут седьмого он не пришел. Габриель вдруг ощутил спиной чей-то взгляд. Резко обернулся и увидел наконец Англичанина — тот стоял в темноте, неподвижно, словно статуя.
— Долго вы тут стоите? — спросил Габриель.
— Десять минут, — ответил Келлер.
Габриель завел мотор, и вместе с Англичанином они покинули долину.
18
Апт, Франция
Келлер соврал консьержу, будто гулял по горам — отсюда, мол, грязь на щеках и рюкзаке и пропитавший одежду запах сырости, травы и земли. В номере он тщательно и аккуратно побрился, отмок в обжигающе горячей ванне и выкурил первую за два дня сигарету. Потом спустился в столовую, где наелся от пуза и выпил бутылку самого дорогого бордо, что нашлось в погребе (спасибо денежным запасам Лакруа). Сытый и довольный, он тихими улочками городка отправился в собор. В нефе было пусто, если не считать сидевшего перед алтарем Габриеля.