Англичанка
Шрифт:
«С ее смертью вам откроется правда…»
Одолев подъем, Габриель увидел впереди цепочку огней — огни Одресселя, небольшой прибрежной деревушки к югу от маяка на мысе Гри-Не. Габриель взглянул на секундомер: прошло восемь минут, осталось семь. Ноги заплетались, затылок немел. Ну вот, думал Габриель, запустил себя. Мысленно он перенесся в Вену, к машине, припаркованной у кромки заснеженной площади, — ее двигатель завелся не сразу, потому что часть заряда из аккумулятора забрал детонатор. Габриель взглянул на дисплей телефона. Прошло девять минут — шесть осталось. Два шага на линию, два — на пробел.
Габриель поднес трубку к уху.
— Забрали деньги?
Через
— Забрали. Большое спасибо.
Голос тонкий, безжизненный, запинающийся… и все же в нем звучало злорадство.
— Дайте больше времени, — крикнул он в трубку.
— Невозможно.
— Я не успею.
— А ты постарайся.
Габриель взглянул на секундомер: прошло десять минут, пять осталось. Три шага на линию, три — на пробел.
— Подожди, Лиа, — прокричал Габриель в ночь. — Не заводи машину, не поворачивай ключ.
Он пробежал мимо большого особняка с пристройками: нового, но спланированного под старину, — и тут же ощутил дыхание моря. Дорога резко пошла под гору, запахло рыбой и солью. Из темноты показался знак: двести метров до входа на пляж. И тут Габриель увидел «ситроен» на небольшой песчаной стоянке; он, словно безумный, бросился навстречу ослепительному свету фар, которые будто смотрели на него. Габриель взглянул на секундомер: прошло тринадцать минут, осталось еще две. Он успевал и все же прибавил ходу, глухо топая по асфальту, размахивая руками. Сердце, казалось, вот-вот разорвется. Изголодавшийся по кислороду мозг решил сыграть с ним злую шутку: «ситроен» на пляже внезапно обернулся темно-синим «мерседесом» у кромки заснеженной площади. Габриель мог поклясться, что услышал, как заводится двигатель, а потом, ослепленный вспышкой, прокричал нечто нечленораздельное. Ударной волной его сбило с ног, будто автомобилем. Габриель, задыхаясь, лежал на мокром асфальте и гадал: спит он или все произошло наяву.
Часть вторая
Шпион
29
Одрессель, Па-де-Кале
Час был ранний, расстояние — больше, и потому ответа ждать пришлось долго. Много позже следственная комиссия сделает выговор шефу местной жандармерии, выкатив длинный список рекомендаций, большую часть которых он просто проигнорирует, ибо в старомодной рыбацкой деревушке Одрессель меньше всего нуждаются в рекомендациях извне. Еще много месяцев ее жители будут вспоминать случившееся тем утром в самых скорбных тонах. Одна восьмидесятилетняя старушка, чья семья обитала в Одресселе, еще когда на деревню распространялась власть английской короны, назовет трагедию самой страшной с тех пор, как нацисты повесили свастику на гостинице «Де Виль». Никто не стал с ней спорить, хотя некоторые нашли замечание преувеличенным: дескать, Одрессель видывал события и похуже. Правда, стоило спросить, когда и что такого деревушка видывала, и примера никто привести не мог.
Одрессель — это коммуна площадью всего в две тысячи акров; от взрывной волны задребезжали окна во всех домах. Несколько перепуганных жителей вызвали жандармов, однако прошло долгих двадцать минут, прежде чем на небольшую песчаную парковку прибыл первый наряд. На месте жандармы застали объятый пламенем «ситроен С4», к которому из-за жара не смогли подойти ближе чем на тридцать метров. Потом еще десять минут ждали пожарных; к тому времени как погасили пламя, от машины остался почерневший остов. Один из пожарных зачем-то полез в багажник и, открыв его, тут уже упал на колени, его вырвало. Жандарм, заглянувший под крышку, среагировал ничуть не лучше. Зато его коллега — ветеран службы с двадцатилетним стажем — сумел сохранить самообладание, определив, что в багажнике — останки человека. По рации он связался с участком
К рассвету на месте преступления работало больше десятка детективов и экспертов-криминалистов, за которыми следило чуть не полкоммуны. Сообщить нечто полезное сумел только один человек, Леон Банвиль, владелец особняка на окраине деревушки. Так получилось, что мсье Банвиль не спал и видел, как в 5:09 мимо его дома пробежал мужчина в неприметной одежде. На ходу он кричал нечто на иностранном языке. Полиция прочесала округу и нашла на обочине дороги кожаную куртку, оставленную, предположительно, мужчиной среднего роста и телосложения. Больше ничего найти не удалось: ни брошенных в поле ключей, ни «фольксвагена». Автомобиль бесследно исчез — вместе с десятью миллионами евро.
Останки в багажнике «ситроена» сильно обгорели и пострадали, однако экспертам удалось определить, что принадлежат они молодой женщине, лет двадцати-тридцати, ростом примерно пять футов восемь дюймов. По описанию жертва отдаленно напоминала Мадлен Хэрт, пропавшую на Корсике англичанку. Жандармерия, не поднимая лишнего шуму, связалась с родственниками мисс Хэрт и уже через двое суток получила в свое распоряжение ДНК — образцом поделилась мать пропавшей. Срочная экспертиза дала совпадение с ДНК жертвы. Министр внутренних дел Франции известил лондонских коллег, прежде чем обнародовать находку на экстренной пресс-конференции в Париже: Мадлен Хэрт убита. Но кем? И за что?
Похороны прошли в церкви Святого Андрея в Бейзилдоне, неподалеку от муниципального дома, в котором и выросла Мадлен. Премьер-министр Джонатан Ланкастер на церемонию не явился — не позволил график (по крайней мере, так заявил его пресс-атташе Саймон Хьюитт). Зато пришел штаб Партии в полном составе. Даже Джереми Фэллон открыто рыдал над могилой, отчего один из репортеров после сделал замечание: дескать, у Фэллона все же есть сердце. После похорон Фэллон поговорил с родственниками Мадлен, которые среди лондонской элиты смотрелись как-то неуместно.
— Простите, — сказал он. — Мне так жаль.
И вновь правительственные корреспонденты отметили взлет популярности Ланкастера, правда, на сей раз никто не посмел связать его с именем Мадлен. Премьер-министр объявил о предстоящей политической чистке, призванной повысить эффективность правительства, и улетел в Москву на широко освещаемую в СМИ встречу, где пообещал скорый приход новой эры в отношениях России и Великобритании. Особенно в сферах борьбы с терроризмом, финансов и энергетики. Горстка консервативно настроенных обозревателей слегка попеняли Ланкастеру за то, что он не встретился с лидерами российского продемократического движения, тогда как почти вся британская пресса встретила такой ход с восторгом. Они писали: пока экономика страны в коматозном состоянии, холодная война с Россией нужна меньше всего.
Когда Ланкастер вернулся в Лондон, его буквально на каждом шагу пытали вопросом: созовет ли он досрочные выборы? Десять дней премьер-министр держал прессу в томительном ожидании, тогда как Саймон Хьюитт дозированно сливал информацию, намеки на то, что заявление вскоре последует. И вот, когда Ланкастер выступил в палате общин и заявил, что намерен добиваться нового мандата, это ни для кого не стало откровением. Впрочем, куда больше всех удивила новость о том, что Джереми Фэллон намерен оставить высокий пост на Даунинг-стрит и занять обеспеченное место в парламенте. Одна за другой в газетах стали появляться непроверенные версии: будто если Ланкастер добьется переизбрания, то Фэллона назначат следующим канцлером казначейства. Фэллон резко опроверг слухи, ограничившись заверениями, якобы они с Ланкастером не обсуждали его, Фэллона, будущее. Никто из корреспондентов ему не поверил.