Англичанка
Шрифт:
Октябрь сменился ноябрем, кампания развернулась в полную силу, и общественность вновь забыла о Мадлен Хэрт… к немалому облегчению жандармерии. Французы получили шанс расследовать убийство спокойно, британская пресса не стояла у них над душой. Самым многообещающим следом для них стали четыре трупа на уединенной вилле в Любероне. Все четверо оказались небезызвестными членами жестокой марсельской банды; троих застрелили профессионально, в голову, четвертого — точнее четвертую, женщину, — дважды ранили в грудь. Куда больше, впрочем, обнадежила переоборудованная под камеру кладовая в подвале: жандармы сразу поняли, что в ней достаточно долго держали Мадлен. Возможно, ее даже насиловали, хотя вряд ли — учитывая послужные списки ее тюремщиков. Они
Вот только зачем похищать девушку, дочь представителей среднего класса, выросшую в муниципальном доме в Эссексе? И кто перебил ее похитителей? Это были далеко не все вопросы, на которые жандармерия не нашла ответов спустя месяц после страшной смерти Мадлен Хэрт. Не сумели они и установить личность человека, пробежавшего мимо одрессельского особняка за минуту до взрыва. Впрочем, у одного бывалого детектива имелась догадка.
— Тот бедолага вез выкуп, — уверенно поделился он мыслью с коллегами. — Просто где-то напортачил, и девушка погибла за его грехи.
Но где его искать? Скорей всего он залег на дно и зализывает раны, пытается сообразить, что пошло не так. Сами того не ведая, жандармы почти раскрыли дело.
Однако даже в самых страшных мыслях не смогли бы они вообразить, что таинственный бегун — это Габриель Аллон, легендарный израильский шпион и ликвидатор, безнаказанно действующий на французской земле с возраста аж двадцати двух лет. Или что человек, доставивший Габриеля после взрыва в безопасное место, не кто иной, как Кристофер Келлер, корсиканский наемный убийца, сплетни о котором полиция слышала годами. Или что они — некогда злейшие враги — вдвоем отправились на явку близ Шербура. Келлер пробыл в убежище всего несколько часов и после скрытно вернулся на Корсику. Габриель же остался в доме с Кьярой на неделю, пока не зажили порезы на лице. В день похорон Мадлен Хэрт Аллоны отправились в аэропорт Шарль де Голль и улетели в Тель-Авив рейсом авиакомпании «Эль Аль». К ночи они уже вернулись в квартиру на улице Наркис.
Пока Габриеля не было, Кьяра перенесла полотно и инструменты в мастерскую. Правда, стоило ей следующим утром отправиться на работу в музей, и Габриель быстренько перетащил все обратно в гостиную. Три дня он провел у мольберта: работал с раннего утра и до вечера, когда возвращалась Кьяра. Габриель пытался сдерживать воспоминания о трагедии, но девушка на холсте не позволяла отвлечься от них. Мадлен занимала все его мысли, особенно в четвертый день, когда Габриель приступил к реставрации сильно поврежденных рук Сусанны. Тут он убедился: картина и правда блестящая работа Бассано. Габриель скопировал ее настолько безупречно, что никто не отличил бы его мазки от оригинальных. По скромному мнению самого Габриеля, местами он даже превзошел маэстро. Хотел бы он поставить это в заслугу себе, однако его вдохновляла Мадлен.
Габриель заставлял себя прерываться на обед в середине дня и всякий раз присаживался с едой за компьютер: искал в Сети новости о подвижках в расследовании смерти Мадлен. История была еще далека от завершения, и вместе с тем Габриель понимал: жандармы о его участии не догадываются. Не нашел он и в британской прессе упоминаний об участии в деле Джонатана Ланкастера. Похоже, Ланкастеру и Фэллону удалось невозможное, и теперь они приближаются к абсолютной победе на выборах. Само собой, ни один из них не удосужился связаться с Габриелем. Грэм Сеймур и тот выждал три долгих недели, потом позвонил с таксофона на станции Паддингтон.
— Наилучшие пожелания от нашего общего друга, — осторожно произнес безопасник. — Он спрашивает: может, тебе что-нибудь нужно?
— Новая кожаная куртка не помешала бы, — неожиданно для себя самого пошутил Габриель.
— Размер?
— Средний, — ответил
— Расскажешь как-нибудь, как тебе удалось улизнуть от полиции?
— Как-нибудь, может, и расскажу, Грэм.
Сеймур подождал, пока объявят посадку на поезд до Оксфорда и продолжил:
— Он благодарен тебе. Понимает, что ты сделал все возможное.
— Этого не хватило.
— Ты не думал, что ее вообще не собирались отпускать?
— Думал, — признался Габриель. — Но, провалиться мне, не пойму: чего ради?
— Передать еще что-нибудь нашему другу?
— Напомни, что запись признания все еще у похитителей.
— Нет девушки — нет компромата.
Если Сеймур хотел этим звонком ободрить Габриеля, то потерпел фиаско. В следующие дни настроение только ухудшилось. Габриелю снились кошмары: он бежал к машине, которая с каждым шагом все отдалялась. Во сне он видел кровь и огонь. Подсознательно Габриель уже не различал Мадлен и Лиа, они стали одним целым, эти две женщины, одну из которых он любил, другую поклялся спасти, — и обеих пожрал огонь. Габриеля угнетало горе, но больше того — чувство поражения. Он обещал Мадлен спасение, а она погибла страшной смертью, связанная, в огненном саркофаге. Оставалось надеяться, что в багажник ее положили, предварительно усыпив, что она не успела ничего понять, почувствовать страх и боль.
Зачем ее убили? Неужели Габриель где-то ошибся, и эта ошибка стоила Мадлен жизни? Или же похитители с самого начала собирались ее погубить на глазах у Габриеля? Так и сказала Кьяра в один вечер, когда они прогуливались по улице Бен-Йехуда. Габриель в ответ рассказал о видении синьядоры: о том, что в магической смеси воды и масла она увидела давнего врага. Врага не Келлера, но Габриеля.
— Не знала, что у тебя есть враги среди марсельских бандитов.
— Их и нет, — сказал Габриель. — По крайней мере, я о них не знаю. Впрочем, марсельцы могли действовать по поручению кого-то другого.
— Например?
— Например, того, кто хотел наказать меня за прошлое. Унизить.
— Синьядора больше ничего не говорила? Ты ничего не забыл?
— Правда, — повторил слова гадалки Габриель, — откроется только с ее смертью.
Домой они вернулись к девяти, и Габриель решил провести остаток времени перед сном за мольбертом. Он вставил диск с «Богемой» [6] в запачканный краской переносной CD-плейер, убавил звук до еле слышного и приступил к работе с ясной головой, целеустремленно — чего ему не удавалось после возвращения в Иерусалим. Габриель и не заметил, как опера подошла к концу, а небо у него за спиной посветлело. Наконец он отложил кисть и встал перед холстом, одной рукой поглаживая подбородок, чуть склонив голову набок.
6
Опера Джакомо Пуччини.
— Готово? — спросила Кьяра, пристально глядя на мужа.
— Нет, — не оборачиваясь, ответил Габриель. — Все только начинается.
30
Тивериада, Израиль
Был Шаббат, и Шамрон пригласил Габриеля к себе на ужин. Точнее, это было вовсе не приглашение — ибо его-то можно вежливо отклонить. Это был приказ, высеченное в камне слово, которому нельзя перечить. Утром Габриель устроил так, чтобы восстановленную картину отправили в Лондон Джулиану Ишервуду, а после отправился в музей — забрать Кьяру. Когда они спускались в Баб-эль-Уад, похожее на лестницу ущелье между Иерусалимом и Прибрежной равниной, палестинские военные в секторе Газа дали ракетный залп: снаряды упали где-то в Ашдоде. Потери были минимальные, однако движение встало — по узкой дороге домой торопились тысячи людей. Израиль, подумал Габриель в ожидании, когда рассосется затор. Как хорошо было вернуться домой.