Англичанка
Шрифт:
— Нельзя ли устроить бестии несчастный случай до нашего приезда? — спросил человек на том конце провода.
— Сожалею, — ответил дон Орсати. — Здесь, на Корсике, кое-что никогда не меняется.
На остров они приехали спустя три дня, маршрутом Тель-Авив — Париж, Париж — Аяччо. Дон Орсати оставил в аэропорту машину, блестящий серый седан «пежо», сев за руль которого, Габриель по-корсикански лихо отправился на юг, вдоль побережья. Потом свернул в глубь острова, через поросшие маккией долины. Когда они подъехали к трем старым оливам, козел угрожающе поднялся на ноги и преградил путь. Правда, стоило Кьяре прошептать несколько ласковых слов в его оборванное ухо, и зверь уступил дорогу.
— Что ты ему сказала? — спросил Габриель, трогаясь дальше.
— Извинилась за твое подлое поведение.
— Было бы за что. Он первый начинает.
— Он же козел, дорогой.
— Террорист он, а не козел.
— Как ты собираешься управлять Конторой, если даже с козлом справиться не умеешь?
— Резонный вопрос, — угрюмо заметил Габриель.
Вилла стояла примерно в миле от трех олив: маленькая, просто обставленная, с бледными известняковыми полами и гранитной террасой. Утром ее затеняли сосны, зато днем солнце нагревало камни. Было холодно и приятно. Ночами в соснах шумел ветер. Габриель и Кьяра сидели у камина и, попивая корсиканское вино, смотрели на колышущиеся тени за окном. Растопленный на маккии огонь горел сине-зеленым, дым пах розмарином и тимьяном. Скоро уже и сами супруги Аллон пропахли ими.
Они практически ничего не делали и не планировали. Только спали допоздна, пили утренний кофе на деревенской площади. Обедали рыбой у моря. Днем, когда было тепло, загорали на террасе, а когда холодно — шли в спальню и занимались любовью до изнеможения, пока не засыпали. Шамрон слал множество горестных сообщений, которые Габриель счастливо игнорировал. Еще годик, и каждый день для него будет начинаться с забот о защите израильского народа ото всех, кто посягает на его безопасность. А пока у него были Кьяра, холодное солнце и пьянящий аромат сосны и маккии.
Первые несколько дней Аллоны избегали газет, Интернета и телевидения, но постепенно Габриель восстановил связь с миром проблем, которые ему вскоре предстояло решать. Глава МАГАТЭ, атомный страж ООН, предсказывал: Иран через год станет ядерной державой. На следующий день был репортаж о том, как правящий режим Сирии передал «Хезболле» химическое оружие. Еще через день в Сети появилась запись: один из «Братьев-мусульман», правящих сейчас Египтом, обещал новую войну с Израилем. Единственные хорошие новости приходили из Лондона: Джонатан Ланкастер, пережив скандал, назначил Грэма Сеймура новым шефом МИ-6. Вечером Габриель позвонил другу и поздравил с назначением, хотя на самом деле хотел узнать, как живется Мадлен.
— Она справляется лучше, чем я ожидал, — ответил Сеймур.
— Где она?
— Некий друг впустил ее в свой дом у моря.
— Да ты что!
— Вопреки традициям, — уступил Сеймур, — мы решили, что это место ничуть не хуже любого другого.
— Ты не бросай ее, Грэм. У СВР руки длинные.
От этих длинных рук и прятались на Корсике Габриель с Кьярой. Виллу после захода солнца почти не покидали, а несколько раз по ночам Габриель выходил на террасу и прислушивался к звукам в долине. Через неделю после приезда он услышал знакомое тарахтение старого хэтчбэка «рено», и почти сразу же на вилле у Келлера зажглись огни. Габриель заглянул к нему лишь на следующий день, без приглашения. Келлер надел свободные белые брюки и пуловер в тон. Откупорил бутылку «Сансера» и выпил с Габриелем вина снаружи, на солнце. «Сансер» днем, корсиканское красное вечером — к такому и привыкнуть недолго. Впрочем, израильский народ нуждался в Габриеле, которого ждало исторически важное назначение.
— Сезанну не помешала бы рука реставратора, — между делом заметил Габриель. — Может, пока я здесь, займусь им? Подчищу?
— Он мне и таким нравится, — ответил Келлер. — К тому же вы приехали отдыхать.
— А вы — как же?
— Что — я?
— Отдыхать не намерены?
Келлер не ответил.
— Где вы были на сей раз, Кристофер?
— По делам мотался.
— Оливковое масло или убийства?
Келлер выгнул бровь, как бы говоря: последнее, — и Габриель укоризненно покачал головой.
— Пением денег не заработаешь, — тихо напомнил Келлер.
— Так ведь их можно и другим способом заработать.
— Только если ты не Кристофер Келлер и тебя не считают погибшим.
Габриель отпил еще вина.
— Я включил вас в команду не только потому, что нужна была помощь, — помолчав, сказал он. — Этим я хотел показать: в жизни есть еще кое-что, кроме убийства за деньги.
— Хотели восстановить меня? Так?
— Я реставратор, не забывайте.
— Кое-что нельзя восстановить. — Келлер помолчал немного и добавил: — Нельзя простить.
— Скольких вы убили?
— Не знаю, — резко ответил Келлер. — А вы?
— Я — другое дело. Я солдат, хоть и тайный. — Он пристально посмотрел на Келлера. — И вы им можете стать.
— Работу предлагаете?
— Для работы в Конторе вам придется принять израильское гражданство и выучить иврит.
— Я всегда считал себя немного евреем.
— Да, вы уже говорили.
Келлер улыбнулся. Двое мужчин умолкли. Ветер крепчал.
— Есть еще вариант, Кристофер.
— Какой?
— Знаете, кого назначили новым директором МИ-6?
Келлер не ответил.
— Я от вашего имени поговорю с Грэмом Сеймуром. Он даст вам новую личность, новую жизнь.
Келлер бокалом указал на долину.
— У меня есть жизнь. И неплохая, должен заметить.
— Вы наемный убийца. Преступник.
— Уважаемый бандит. Разница есть, и большая.
— Как скажете. — Габриель налил себе еще немного вина.
— Вы за этим приехали на Корсику? Уговорить меня вернуться домой?
— Наверное, да.
— Если позволю отреставрировать Сезанна, оставите меня в покое?
— Нет.
— Тогда предлагаю насладиться тишиной.
62
Корсика
Три дня спустя дон пригласил Габриеля к себе поболтать. Строго говоря, это было даже не приглашение — ведь от него можно и отказаться. Это был приказ в духе самого Шамрона, слово, высеченное в камне.
— Как насчет обеда? — предложил Габриель, чувствуя, что дон в хорошем расположении духа.