Англичанка
Шрифт:
В 17:05 девушки переодели Мадлен в форму бортпроводницы «Эль Аль» и уложили ей волосы. Потом представили Габриелю, который долго разглядывал ее, будто картину.
— Как тебя зовут? — сдержанно спросил он.
— Илана Шавит.
— Когда ты родилась?
— 12 октября 1985 года.
— Где живешь?
— В Ришон-ле-Цион.
— Как это название переводится с иврита?
— Первый Сиону.
— Как звали твоего брата?
— Моше.
— Где он погиб?
— В Ливане.
— Как звали твою сестру?
— Далия.
— Где погибла она?
— На дискотеке в дельфинарии.
— Сколько еще людей погибло в тот день?
— Двадцать.
— Как тебя зовут?
— Илана Шавит.
— Где ты живешь?
— В Ришон-ле-Цион.
— На какой улице?
— Соколов.
Больше вопросов Габриель не задавал. Поглаживая подбородок, он чуть склонил голову набок.
— Ну? — спросила Мадлен.
— Пять минут, — сказал он. — Потом уходим.
Эли Лавон пил кофе в полутемном вестибюле, когда к нему присоединился Габриель.
— У меня забавное чувство, — признался Лавон.
— Очень смешное?
— Двое снаружи, двое в баре и еще один за стойкой консьержа.
— Ну, мало ли зачем они тут.
— Мало ли, — неохотно согласился Лавон.
— Может, за кем-то из гостей следят?
— Этого-то я и боюсь.
— Не за одним из нас, Эли.
Лавон не ответил.
— Ты уверен, что она не привела за собой «хвост»?
— На все сто.
— Значит, и сейчас «хвоста» нет.
— Тогда откуда здесь толпа эфэсбэшников?
— Мало ли за кем они тут.
— Мало ли…
Габриель посмотрел на фургон «Эль Аль». Тот стоял снаружи, фырча на холостых оборотах.
— Что делать будем? — спросил Лавон.
— Все по плану: уезжаем.
— Ей скажешь?
— Черта с два.
— Вот и правильно, — ответил Лавон, допивая кофе.
Прошло долгих три минуты, прежде чем первые члены летного персонала «Эль Аль» вышли из лифта в вестибюль. Две ухоженные девушки действительно работали на национальные израильские авиалинии, чего нельзя было сказать о четырех других женщинах и двух мужчинах, ибо все они давно служили в разведке. Следом появились капитан и бортмеханик, за ними — загримированный до неузнаваемости Михаил, то есть второй пилот. Эфэсбэшник за стойкой консьержа без малейшего смущения проводил взглядом ряженых. Габриель на другом конце вестибюля позволил себе легкую усмешку. Если бы эфэсбэшник нашел время проверить регистрационную запись израильского таланта, вряд ли бы ему пришлось искать русского нелегала.
Наконец, в 17:10 появились Кьяра и Мадлен, с фирменными чемоданами «Эль Аль» на колесиках. Кьяра на беглом иврите рассказывала историю недавнего перелета, а Мадлен заливисто хохотала, будто ничего смешнее в жизни не слышала. Присоединившись к «коллегам», они погрузились в фургон. Двери салона закрылись, и экипаж отчалил.
— Что скажешь? — спросил Габриель у Лавона.
— Думаю, она хороша.
— Все чисто?
— Как в операционной.
Не говоря ни слова, Габриель встал, подобрал сумку и вышел в нескончаемую ночь.
Снаружи его ждало такси, на котором он поехал вдоль последнего проспекта: мимо массивного памятника Ленину, ведущего народ к семнадцати годам стагнации и террора; мимо памятников войне, о которой уже никто не помнил; дальше тянулись мили и мили ветхих домов. Наконец, в международном аэропорту Пулково, Габриель прошел регистрацию на рейс до Тель-Авива, без проблем миновал паспортный контроль под именем Джонатана Олбрайта из «Маркхэм кэпитал эдвайзерс» и направился к охраняемому выходу на посадку. Российские пограничники сказали, что усиленная охрана — для безопасности пассажиров-израильтян. Тем не менее Габриелю показалось, будто он входит в последнее гетто Европы.
Он отошел в угол зала и присел в пустое кресло, рядом с большой хасидской семьей. Никто не говорил по-русски — лишь по-еврейски. Если бы не грим, Габриеля давно узнали бы, а так он сидел инкогнито среди своих. Тайный слуга, незримый ангел-хранитель. Скоро он станет шефом прославленной разведслужбы. Или нет? В принципе, подвигов он совершил достаточно: добыл доказательства того, что нефтяная компания, управляемая российской разведкой, скомпрометировала британское правительство и вынудила его предоставить России доступ к месторождениям в Северном море — по прямому приказу российского президента. Тот теперь может помахать ручкой дружбе с Западом. Габриель раз и навсегда докажет, что офицеры бывшего КГБ, ныне правящие Россией, безжалостные деспоты, которым нельзя верить. Со времен холодной войны они нисколько не изменились, и держаться от них следует подальше.
Впрочем, все окажется бесполезным, если потерять Мадлен. Габриель взглянул на часы; примерно в этот же момент в зал отправления вошли Йосси и Римона. Следом за ними — Мордехай и Одед. Потом Яаков и Дина. Последним прибыл Эли Лавон: выглядел он так, будто заскочил в аэропорт по ошибке. Он обошел свободные кресла, тщательно изучая каждое, словно человек, живущий в вечном страхе перед микробами. Наконец Эли устроился напротив Габриеля. Двое разведчиков, стражей бесконечного ночного дозора, смотрели будто сквозь друг друга. Оставалось ждать. Как обычно. Как всегда. Габриель умел ждать: ждать информатора, ждать рассвет после ночи убийства. Ждать, когда его жена привезет мертвую женщину в страну живых.
Габриель снова посмотрел на часы, потом — на Лавона.
— Где они?
— Прошли паспортный контроль, — ответил в газету Лавон. — Таможенники досматривают их багаж.
— Зачем?
— Мне откуда знать?
— Только не говори, что у них проблемы с багажом.
— С багажом все в порядке.
— Тогда зачем досмотр?
— Может, им скучно? Или просто нравится лапать женское белье? Господи, это же русские.
— Надолго это, Эли?
— Минуты на две, если не меньше.
Прошли обещанные две минуты — экипаж не появился. Прошла третья минута. Потом бесконечная четвертая. Габриель взглянул на часы, на заскорузлый ковролин, на сидящего рядом ребенка… Он смотрел куда угодно, только не на вход в зал отправления. И вот наконец краем глаза заметил сине-белые силуэты, похожие на реющее знамя. Михаил шел рядом с капитаном, Мадлен — подле Кьяры. Она нервно улыбалась и вроде бы держала Кьяру за руку. Или наоборот, Кьяра держала за руку Мадлен? Габриель проследил, как все они синхронно повернули к выходу и исчезли в кишке телетрапа. Потом взглянул на Лавона.