Английские романтики в переводах Яна Пробштейна, Китс Джон

Английские романтики в переводах Яна Пробштейна

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Уильям Вордсворт (1770–1850)

Откровения о бессмертии, навеянные воспоминаниями раннего детства

В былое время роща, луг, ручей, Земля, и всё, что есть на ней, Казались мне одеты В небесное сиянье света — Ярка, свежа была мечта моя. Не так, как встарь, все видится сейчас Куда ни гляну я, — В ночи, при свете дня От взгляда скрылось то, что радовало глаз.

Пусть Радуга горит, Прекрасен Розы вид, И всем упоена, Среди нагих небес глядит Луна, И звёздной ночью бег Великолепен рек; Блистателен Восход, но все ж Былого

не вернёшь, Я знаю, что Земли померкла мощь навек.

III

Вокруг щебечут птицы на ветвях И агнцы радостно идут, Под звуки тамбуринов тут Лишь я печальной мыслью удручён, Но этой скорбной мысли выраженье Душе моей дарует облегченье, И снова я силён: Раскаты Эха слышу я в горах, Не омрачит весну моя печаль, На кручах трубы шквалов будят даль, А ветры будят ото сна поля, И весела земля, Всё в мире веселится, И зверь, и птица, Когда приходит Май, Ликуй, Дитя, играй, Кричи, мой пастушок, твой крик услышать дай!

Блаженные созданья, слышал я, Как вы перекликались, в этот час Смеялось небо, радуясь за вас; В венке цветочном рад Я разделить стократ Всю полноту, блаженство бытия! О злая доля! Был бы я Угрюм, когда сама Земля Украсила наряд Блаженным утром Мая, И ребятня шалит играя, И в тысяче долин вокруг, Куда ни бросишь взгляд, Цветы раскрылись вдруг И льнёт Младенец к ласке материнских рук. Я слышу, слышу, радостно внимая, Но Поле есть одно, в нём Дерево одно — Мне говорят о том, что сгинуло давно, И вторит им фиалка, Что сгинувшего жалко: Ужель видений свет сошёл на нет? И где они сейчас — мечта и славы свет?

Лишь сон и забывание — рожденье Душа — Звезда, что к жизни восстаёт, Но мы не знаем, где её заход, Издалека её явленье, Не в полном забытье, Не в полной наготе, — Но странствуя, как Славы облака, Снисходим мы от Бога, свысока: Младенчество есть наш небесный дом! Пусть с возрастом темницы гуще тени, Но мальчик видит свет, его исток; Он рад, и день за днём, На запад держит путь, забыв восток, Но юноша — ещё служитель, Природа — храм его, обитель, В пути сойдёт как озаренье Великолепное виденье; А взрослый наблюдает, как на нет Мечту низводит злободневный свет.

Земля же наполняет свой подол Своими радостями, у неё Нет недостойных целей и своё Природное желанье: Бесхитростная няня Стремится из последних сил, Чтоб пасынок и узник позабыл Величье и дворец, откуда снизошёл.

VII

Купается Дитя в блаженствах новых, Малютка шестилетний, в упоенье Лежит он среди собственных творений, Мать не сдержала нежности порыв, Узором поцелуев вмиг покрыв, И свет струится из очей отцовых! У ног его начертанный им план, Фрагмент мечты о человечьей жизни, О свадьбе иль веселье, Похоронах иль тризне Он будет петь пеан, Все сердцем овладели Они, чтобы затем Любовь, дела, борьбу он в список тем Включил, однако вскоре Отбросит, с этих пор Попробуется в новой роли С отрадой гордой маленький Актёр, С иронией он в молодом задоре Все стадии до немощи и боли, Что жизнь даёт в избыточном наборе, Изобразит, как будто бы призванье Его — бесчисленное подражанье.

VIII

Ты, чей скрывает втуне внешний вид Души безмерность, кто хранит Наследие, философ ты глубокий, Среди слепых Всевидящее Око, Ты

глух и нем, читаешь в глубине, Ты с вечным разумом наедине, Благой провидец и пророк, В ком наших истин всех исток, Чтоб их найти, мы не жалеем сил, Потеряны во тьме, во тьме могил, Тебя ж бессмертье пестует храня, Как Господин Раба, сиянье Дня, — Заботу не отринь, и ты, Дитя, Велик в ночи свободой богоданной, Зачем торопишь пыткой неустанной Ты годы неизбежного ярма, С блаженством слепо борешься зачем? Ведь душу гнёт земной лишь миг спустя Придавит, и условности затем Навалятся, как снег и как зима, Глубокие, почти как жизнь сама!

О радость, что ещё Жизнь теплится в углях, Природа помнит всё, Что скрылось, словно прах. Я вспоминаю прожитые годы Всегда с благодарением, хотя Не то хвалю, что ст'oит — не свободы Размах, восторг, доверчивость дитя — На отдыхе, в трудах, и окрылиться Дано в груди его надежды птице — Не это воспою, Петь буду песнь свою О тех вопросах непрестанных О смысле, сути мирозданья, Что ускользает от Созданья, В мирах блуждающего странных — Высокие инстинкты естества, Пред коими ничтожны все сомненья Дрожащего пред смертью существа, Когда б не первых чувств волненье, Воспоминаний смутных тени, Какими б ни были они, Всё ж озаряют светом наши дни — То нашего прозренья вышний свет, Даёт нам власть сквозь гомон шумных лет Вобрать мгновенье вечной тишины; Когда ж те истины пробуждены, Пребудут навсегда: Безумному усердью, равнодушью, Ни Мальчику, ни Мужу, Всему, что им враждебно, никогда Не уничтожить их — они всего превыше. Хотя в сезон затишья, В глуби материка, на суше, Всё ж помнят о бессмертном море Души, Приведшем нас сюда, Пойдём же к морю, где вода И где на берегу играют Дети, Услышим, как рокочут волны о бессмертье.

Так пойте радостную песню, Птицы! И агнцев пусть ведут Под звуки тамбуринов тут! Всё в мире веселится В толпу вольёмся мысленно мы вашу, Ты дуди, а ты играй, Ты, чьё сердце, словно чашу, Радостью наполнил Май! Что если ослепительный сей свет От взгляда скрылся до скончанья лет, И не вернёт ничто на свете, право, Блистанья трав, цветка мгновенье славы, Не восскорбим о том, Но силу обретём В том состраданье, что от века Преображало человека, В том утешенье, чей исток В людских страданиях залёг, В той вере, что узрит сквозь смерть, Как философский ум объемлет твердь.

И вы, Ручьи, Луга, Леса, Холмы, Не бойтесь, что к вам охладеем мы! Всем сердцем вашу силу чую; Под более обыденной взыскую Жить вашей властью, если б мог. Люблю ручьёв стремительный поток Я больше, чем когда был легконог; Невинный свет вновь явленного дня Чарует всё меня; Клубятся на закате облака, Снимая плёнку грустную с зрачка, За смертностью следящего всё время — Стяжало лавры уж другое племя. Сквозь сердце лишь, которым люди живы, В котором нежность, страх, любовь и грёзы, Во мне любой цветок неприхотливый Рождает мысль, глубиннее, чем слёзы.

Сэмюэль Тейлор Кольридж (1772–1834)

Эпитафия

Остановись, христианин-прохожий, И с нежностью в душе, прочти, сын Божий: Покоится поэт под камнем сим Иль тот, кто сам себе казался им. О, помолись за Кольриджа С. Т., Кто жизнь свою всю выдохнул в труде, Чтоб жизнь обрел по смерти, кто в Христе Лишь милость, не хвалу хотел обресть, Внимал не славе, но прощенья весть Услышать жаждал. Делай так же впредь!

1 2 3 4 5