Английский пациент
Шрифт:
– Никогда больше. Что бы ни случилось.
– Да.
– Это его убьет. Ты понимаешь?
Он ничего не говорит, отказываясь от попытки увлечь ее за собой.
Спустя час они выходят на улицу. Вдалеке слышны песни, которые доносятся из открытых окон кинотеатра «Музыка для всех». Они должны расстаться сейчас, пока не закончился сеанс, чтобы ее не мог увидеть кто-нибудь из знакомых.
Они в ботаническом саду, возле кафедрального собора Всех Святых. Она видит слезинку на его щеке, подается вперед и слизывает ее языком.
Так же, как она слизывала кровь с его руки, когда он готовил для нее и порезался. Кровь. Слезы. Он чувствует, как его тело опустошается, внутри только
Ее настойчивость этим вечером. Двадцать восьмого сентября. Лунный свет почти высушил капли дождя на деревьях. Ни одна прохладная капля не упадет на его лицо, как слеза. Расставание в парке Гроппи. Он не спрашивает, дома ли ее муж. Дом – вот это освещенное высокое здание через дорогу.
Он видит ветви пальм над собой и их вытянутые листья. Похоже на ее голову и волосы над ним, когда они занимались любовью.
Сейчас они прощаются без поцелуя. Только объятие. Он отрывается от нее и идет прочь. Потом оборачивается. Она все еще стоит там. Он подходит к ней и, подняв указательный палец, говорит:
– Я хочу, чтобы ты знала. Я пока по тебе не скучаю.
И пытается улыбнуться, но это дается ему с трудом. Его лицо ужасает ее, она резко дергает головой и ударяется виском о столбик ворот. Он видит, как ей больно, как она поморщилась. Но они уже разделились. Каждый пойдет своей дорогой. Между ними стена, которую она сама хотела возвести. Ее рывок, ее боль – это все случайно, непреднамеренно. Она подносит руку к виску.
– Будешь скучать, – говорит она.
«С этой минуты, – прошептала она ему раньше, – наши души или найдут друг друга, или потеряют.»
Как это происходит? Любовь обрушивается на тебя или ты падаешь в нее – и так или иначе рассыпаешься на кусочки.
Я лежал в ее объятиях. Я поднял рукав ее рубашки выше, к плечу, чтобы видеть шрам от прививки. «Я люблю его», – сказал я. Этот бледный ореол на ее руке. Я вижу, как медсестра инструментом царапает и потом пробивает ее кожу, вводя сыворотку, вижу, как это было много лет назад, когда ей было всего девять лет и она училась в школе.
VI
Тайник в пустыне
Он пристально смотрит вдоль кровати, по длине которой протянулась дорожка из простыни, а у изножия стоит Хана. Она обмыла его, а сейчас отламывает верхушку ампулы с морфием и поворачивается к нему, чтобы сделать очередной укол. Его кровать – как лодка, на которой он плывет. Морфий разливается по его телу и вызывает воспоминания о событиях и местах, словно географические карты, умещающие целый мир на плоском листе бумаги в двух измерениях.
Долгие вечера в Каире. Море ночного неба простирается над головой; ястребов выпускают с наступлением сумерек, и они устремляются дугой навстречу последнему свету пустыни в слаженном полете, будто бросаемые сеятелем зерна.
В 1936 году здесь можно было купить все – от собаки или птицы, которая возвращалась по одному звонкому свистку, до тех ужасных уздечек, которые надевались на мизинец женщины так, что она была привязана к вам на многолюдном рынке.
В северо-восточной части Каира была школа монахов, а за ней – базар Хан-эль-Халили.
Мы смотрели из окна на узкие улочки,
Март 1937 года, Увейнат. Мэдокса раздражает разреженный воздух. Всего четыреста метров над уровнем моря, но и эта минимальная высота раздражает его. Для того чтобы посвятить себя пустыне, он оставил родную деревушку Марстон Магна в Сомерсете [65] , нарушил все традиции и привычки, поэтому имел право на близость к уровню моря, так же, как и на постоянную жару пустыни.
– Мэдокс, как называется впадинка у основания женской шеи? Спереди. Вот здесь. Есть у нее название? Эта впадинка размером с подугленку большого пальца?
65
Графство в Англии.
Мэдокс какое-то мгновение смотрит на меня в ярком свете полудня.
– Веди себя серьезней, – бормочет он.
Я расскажу тебе одну историю, – говорит Караваджо Хане. – Жил-был один венгр по имени Алмаши, который работал на немцев во время войны. Некоторое время он летал в Африканском корпусе, но считался более ценным кадром. В тридцатые годы он был одним из самых известных исследователей пустыни. Он знал каждый колодец и составил карту Песчаного Моря. Он знал о пустыне все. Он знал диалекты всех племен, живущих там. Тебе это никого не напоминает? В межвоенный период он почти все время находился в экспедициях за пределами Каира. Нужно было найти Зерзуру – затерянный оазис. Потом, когда началась эта война, он стал работать на немцев. В сорок первом он взялся водить тайных агентов через пустыню в Каир. К чему я это все говорю? А вот к чему: я думаю, что английский пациент – не англичанин.
– Да нет же, англичанин, иначе откуда воспоминания о тех цветочных клумбах в Глостершире?
– Вот именно. Это все отлично продуманная легенда. А помнишь, когда два дня назад мы обсуждали кличку для собаки? Помнишь?
– Да.
– Что он предложил?
– Он вел себя как-то странно тогда.
– Он вел себя странно, потому что я дал ему экстрадозу морфия. Помнишь, какие имена он называл? Восемь, не так ли? Пять из них были явно шутливыми, а вот три… Цицерон [66] . Зерзура. Далила [67] .
66
Марк Туллий Цицерон (106 – 43 до и. э.) – римский политический деятель, оратор и писатель
67
Далила – персонаж библейской легенды, филистимлянка, возлюбленная древнееврейского богатыря Самсона, предавшая его, как рассказывается в Книге Судей израилевых, гл. 14-16.