Англосаксонская мировая империя
Шрифт:
Несколько лет назад я стал участником событий, которые подтверждают то, что я сказал сейчас. Это было в 1981 году. Я участвовал в первом большом экономическом совещании, которое в тот год проходило в Канаде. Такие совещания проходят поочередно во всех странах-членах «большой семерки». Первая встреча представляла собой официальный обед для глав правительств семи развитых стран. Сидел я там, как новичок на задней парте, а они все: Франсуа то да Хельмут это. Они давно уже не пользовались никакими титулами и обращались друг к другу по имени. В какой-то момент я наклонился вперед и сказал: «Меня зовут Рон». В тот год мы начали предпринимать шаги, чтобы активизировать экономическое восстановление, мы срезали налоги и убрали некоторые ограничения, начали сокращать
Через два года состоялась следующая экономическая встреча, проходившая примерно в том же составе. Мы все собрались на церемонии открытия, и вдруг в какой-то момент я понял, что все просто сидят и смотрят на меня. А потом один из них нарушил молчание и сказал: «Расскажи нам об американском чуде».
Да, в 1980-м, когда я избирался в президенты, все было по-другому. Некоторые предсказывали, что наши программы приведут к катастрофе, наша политика в области международных отношений вызовет войну, наши планы экономического развития вызовут инфляцию и приведут к полному развалу. Я даже помню, как один очень уважаемый экономист сказал в 1982 году, что «двигатели экономического роста остановились и скорее всего они останутся в этом положении на многие годы». Что ж, и он, и другие выразители общественного мнения ошиблись. То, что они называли «радикальным», на самом деле было «правомерным». То, что они называли «опасным», было абсолютно «необходимым».
В то время я получил кличку «великий проповедник». Но думаю, что дело здесь было не в стиле и не в словах, которыми я пользовался, дело было в содержании. Я не был великим проповедником, но я проводил великие идеи. Я не вытряхивал их из рукава, они шли из глубины души великой нации, из нашего опыта, из нашей мудрости и нашей веры в принципы, которые руководили нами в течение двух веков. Они назвали это революцией Рейгана. Что ж, я приму это, но для меня это выглядит как великое открытие, совершенное второй раз, как повторное открытие наших ценностей и нашего здравого смысла.
Здравый смысл подсказывает, что если ты облагаешь какой-то продукт большим налогом, то люди начинают меньше этого продукта производить. Поэтому мы сократили налоги, и люди стали производить больше, чем раньше. Экономика расцвела, как растение, которое немного подрезали, после чего оно стало быстрее расти и крепнуть. Наша экономическая программа способствовала самому плодотворному развитию нашей страны в мирное время, поднялись реальные доходы семьи, упал уровень бедности, расцвело предпринимательство, произошел взрыв в исследованиях и создании новых технологий. Так как американская промышленность стала более конкурентоспособной, мы экспортируем гораздо больше, чем когда бы то ни было. В то же время мы сконцентрировали усилия на том, чтобы снять протекционистские барьеры с пути нашего экспорта и не воздвигать таких барьеров дома. Здравый смысл также подсказал нам, что для того, чтобы защитить мир, мы должны снова стать сильными после многих лет слабости и растерянности. Поэтому мы перестроили нашу оборону и Новый год встретили тостом «за мир во всем мире». Не только запасы ядерного оружия сверхдержав стали сокращаться – и надежды на дальнейший прогресс в этом направлении очень большие, – но и региональные конфликты, которые потрясали мир, стали затихать. Персидский залив не является более зоной войны. Советский Союз покидает Афганистан. Вьетнамцы готовятся к выводу войск из Камбоджи. В соответствии с достигнутым с помощью Америки соглашением 50 тысяч кубинских войск вскоре покинут Анголу.
Урок, который мы извлекли из всего этого, в том, что, как великая нация, мы неизбежно имеем перед собой очень сложные задачи. И всегда будет так. Но до тех пор, пока мы помним наши основные принципы и верим в себя, наше будущее будет за нами. Мы получили и другой урок: приступая к большому делу, нельзя сказать, когда оно закончится. Мы предполагали изменить нацию, а вместо этого изменили мир.
Страны всего мира обращаются к свободному рынку, к свободе слова, отворачиваются от идеологии прошлого.
Дожив до того возраста, когда дни рождения уже не отмечают, вы можете сесть, спокойненько вспомнить всю свою жизнь, увидеть, как она течет перед вами. На моем пути была развилка, и она пришлась на середину моей жизни. Я никогда не думал уйти в политику, это не входило в мои намерения, когда я был молодым. Но меня вырастили с верой в то, что каждый должен оплатить свой путь за те благословения, которыми его одарили. Я был доволен своей карьерой в мире развлечений, но, в конечном счете, я пришел в политику потому, что я хотел защитить наши ценности.
Впервые в истории человечества наша революция изменила деятельность правительства, изменила его, сказав два коротких слова: «Мы, народ». Народ говорит правительству, что делать, а не наоборот. «Мы, народ» являемся водителем, а правительство – нашей машиной. Мы решаем, куда оно должно ехать, каким маршрутом, и с какой скоростью. Почти во всех странах конституция – это документ, в котором правительство говорит народу, какие привилегии оно имеет. Наша конституция – это документ, в котором «мы, народ» говорим правительству, что позволено делать ему. «Мы, народ» – свободны. Эта вера была в основе всего, что я пытался сделать за эти прошедшие восемь лет.
Но тогда, в шестидесятых, когда я начинал свой путь в политике, мне казалось, что мы приступили к изменению ситуации не в лучшую сторону, что через большее количество правил, положений и инструкций, через грабительские налоги правительство забирало все больше наших денег, все больше лишало нас выбора, все больше лишало нас свободы. Я пришел в политику отчасти для того, чтобы поднять руку и сказать: «Стоп». Я был политиком-гражданином, и мне казалось, что это самое правильное, что должен делать гражданин.
Я думаю, что мы остановили многое из того, что должно было быть остановлено. И я надеюсь, что мы еще раз напомнили людям, что человек не может быть свободен, пока правительство не ограничено в своих действиях. Здесь есть явная причинно-следственная связь, точная и предсказуемая, как любой закон физики: по мере разрастания правительства свобода сокращается.
Чистый коммунизм есть не что иное, как наименее свободное общество, и все же мы сумели за последние несколько лет создать вполне удовлетворительную близость с Советским Союзом. Меня спрашивали, не игра ли это, и мой ответ был – нет, потому что мы опирались в своих действиях не на слова, а на дела. Разрядка семидесятых была основана не на действиях, а на обещаниях. Они обещали относиться к своему народу и к народу всего мира лучше, но ГУЛАГ оставался ГУЛАГом, и государство оставалось экспансионистским, через подставных лиц они продолжали вести неприкрытые войны в Африке, в Азии и Латинской Америке.
Теперь, по-видимому, все меняется. Президент Горбачев провел некоторые демократические реформы внутри страны и начал вывод войск из Афганистана. Он также освободил заключенных, чьи имена я передаю ему всякий раз, когда мы встречаемся.
Но жизнь обычно напоминает нам о больших вещах какими-то маленькими происшествиями. Однажды во время встречи в верхах в Москве мы с Нэнси решили сбежать после обеда, чтобы пройтись по магазинам на Арбате. Это – небольшая улочка рядом с главным торговым центром Москвы. И хотя этот поход по магазинам был незапланированным, все русские нас узнали, называли по имени и тянули к нам руки. Нас просто захлестнуло теплотой. Их радость была поистине многообещающей. Но в считанные секунды работники КГБ пробились к нам и начали отталкивать и распихивать толпу. Это был интересный момент, это напомнило мне, что, пока обычный человек на улице в Советском Союзе борется за мир, правительство остается коммунистическим. И управляют государством коммунисты, а это значит, что у нас совершенно разные взгляды на такие понятия, как свобода и права человека.