Анифа. Пленница степей
Шрифт:
Северянину было проще — на нем была всего лишь полотняная повязка, обхватывающая пах. В пару движений мужчина избавился от нее и, откинувшись на спину, он одним толчком ворвался в гостеприимную глубину Анифы, вырывая из груди той кроткий и сдержанный стон.
— Я сама, — снова повторила девушка тихонько, мягко проведя ладошками по широкой и покрытой шрамами груди северянина, — Тебе нельзя напрягаться, забыл?
И Анифа задвигалась. Медленно и тягуче, она медленно поднималась и опускалась. Ладони Рикса крепко обхватили ее ягодицы, лаская и сжимая мягкую плоть и действительно
Он целовал ее, когда она — сама! — склонялась к нему и прижималась губами к его рту. Он нежился в ласках ее пальцев, бережно пробегающих по его лицу, плечам и рукам.
Он любовался тем, как Анифа, в порыве страсти, сжимала собственные груди и ласкала тугие бугорки сосков, выгибаясь в пояснице и закидывая голову назад.
Ее движения были красноречивей любых слов. Ее страсть была исступленной и искренней. Как и сам Рикс, Анифа любовалась им и совершенно не страшилась ни его шрамов, ни изуродованного лица. Наоборот — она с поразительной любовной лаской оглаживала подушечками пальцами каждый неровный след его прошлых ранений, будто пытаясь влить в них свою собственную силу — не угрожающую и мощную, а истинно женскую. Мягкую. Исцеляющую.
А как она скакала на нем! Ускоряясь, она почти взвивалась над любовником, но не позволяла твердой плоти покинуть ее, и снова опускалась вниз, на всю его длину. И все-таки шептала — горячо и страстно — его имя и непроизвольные признания.
Наконец-то Рикс получил свое. И, необыкновенно воодушевленный этому, он резко опрокинул Анифу на спину и буквально вгрызся в ее шею горячим поцелуем. Но девушка запротестовала:
— Рикс! Твои раны! Нельзя же! Тебе будет больно!
— Не будет, — не отвлекаясь от резких и порывистых движений, выдохнул северянин, — С тобой я не чувствую ничего, кроме наслаждения и радости, что ты по своей воли отдаешься мне…
От особенно глубокого толчка Анифа снова застонала. И, как и много-много дней назад, она в порыве некого целомудрия скомкала около своего лица покрывала и закусила ткань зубами. Этот удивительно трогательный и стыдливый жест очень понравился Риксу, и, утробно зарычав, он мощно кончил, одной рукой крепко сжимая бедро девушки, а второй — ее грудь.
После он долго и исступленно ласкал ее и покрывал жаркими поцелуями подрагивающее тело, снова возбуждая и девушку, и себя. И еще не раз взял перед тем, как нещадно бегущее время не подсказало, что любовникам пора расстаться.
Но перед тем, как Анифа ушла, Рикс, поддавшись странному эгоистичному, но вполне понятному порыву, сидя прижался лицом к животу девушки и мягко погладил ее по спине.
— Роди мне ребенка, Огонек, — попросил он почти жалобно.
От такой неожиданной просьбы Анифы вздрогнула. Но, не отпрянув, положила на макушку Рикса ладошку и мягко проговорила:
— Это невозможно, северянин, и ты прекрасно знаешь почему.
—
— Да. И если перестану, думаю, без проблем забеременею. Но ведь я смогу зачать и от вождя…
— И твой ребенок от моего побратима будет и моим ребенком, — слегка замявшись, нехотя проговорил Рикс — Анифа ясно услышала эту интонацию в его голосе. Поэтому девушка, мягко улыбнувшись, снова погладила белые, как снег, волосы мужчины.
— Я не могу ничего обещать тебе, Рикс, — ласково проговорила она, — Я всего лишь бесправная рабыня и ничего не решаю. Особенно то, что касается моей собственной судьбы.
“Я попробую поговорить с Шах-Раном, — подумал Рикс, глядя вслед выскальзывающей из шатра Анифе, — Он не откажет мне”.
— Не ты ли мне говорил, что сошел я с ума? — ухмыльнулся вождь, когда вечером того же дня побратимы снова сидели около костра, и Рикс, после несколько чаш вина, выпитых Шах-Раном, изъявил свое желание забрать маленькую танцовщицу себе, — Не ты ли говорил, что я помешался на этой девчонке и помутился рассудком?
— А ты, смотрю, не кажешься удивленным.
Вождь едва заметно вздохнул. Чему ж тут было удивляться, если он, внешне спокойный и невозмутимый, давно заметил страсть в глазах побратима? И почувствовал ответную реакцию со стороны маленькой танцовщицы?
С одной стороны, его возмутило, что другой мужчина посягнул на его собственность. Но, с другой, он не мог не радоваться, что кто-то тронул суровое сердце северянина, давно, кажется, свихнувшегося в пылу сражений.
— Я еще не наигрался с ней, — как можно более равнодушней бросил вождь, опрокидывая в себя очередную чарку и тут же наполняя ее снова. — Анифа восхитительна, не так ли? В этих сухих земля, на этих руинах древнего города она неожиданно расцвела, как волшебный цветок. И своим ароматом, похоже, одурманила твою бедную голову, мой друг. А, может, это последствия горячки?
— Я вполне в своем рассудке, — неожиданно спокойно заявил Рикс, — У тебя полно наложниц и красивее этой рабыни. Моя же душа тянется к ней…
— Душа? Или все-таки твой член? — хохотнул Шах-Ран.
— Одно другому не мешает, — парировал Рикс.
— Так за чем же дело стало?! — вождь салютовал побратиму чашей, — Если твой член стоит, присоединяйся к нам сегодня. У меня отличное настроение, и я готов поделиться с тобой этой ночью своим цветочком.
— Ты знаешь, как Анифу прозвали в твоей стане, побратим? — неожиданно спросил Рикс, задумчиво наклонив голову набок.
— Джоу-на-Кха? — безошибочно произнес Шах-Ран.
— Благословенный цветок. Я случайно услышал. — лицо северянина скривилось, — Брат… Откуда в ней такая власть?
Шах-Ран вздрогнул, пораженный и необычным вопросом, и странными интонациями в голосе северянина. Но он прекрасно понял, о чем тот толкует, и нахмурился. Вождь не желал сейчас забивать свою голову дурными мыслями — он и правда был очень доволен верховой тренировкой с молодняком и тем, что его побратим, судя по всему, окончательно пришел в порядок.