Анифа. Пленница степей
Шрифт:
Это была Анифа — Рикс мгновенно узнал ее, когда та повернулась. Девушка же, заметив его пробуждение, мгновенно вскочила на ноги и юркнула к нему. Наклонилась и, с теплой заботой в глазах, заглянула в лицо.
— Слава богам, ты очнулся! — выдохнула она с облегчением. Девушка прижала ладошку к его шее и на несколько секунд замерла, прислушиваясь. Потом, прижавшись своим лбом к его, удовлетворенно улыбнулась.
И это ее улыбка показалась Риксу самой прекрасной на свете. Улыбкой богини, которая почтила его своим вниманием и благословением, дарящей свет и надежду. Мужчина даже вскинул подбородок, стремясь прикоснуться к пряно
— Огонек, — бесшумно, одними губами прошептал Рикс, злясь на то, что едва может поднять руку, чтобы прикоснуться к прекрасному видению.
Анифа едва заметно вздрогнула, а в ее глазах на мгновение отразился страх.
— Как ты себя чувствуешь, северянин? — тихонько спросила девушка, отпрянув, — Ты хочешь пить? Есть?
И хотя Рикс не ответил, девушка подхватила рядом стоящий кувшин, наполнила водой из него чашу и прижала к мужским губам. Прохладная жидкость полилась в его рот, мужчина инстинктивно сглотнул и тут же закашлялся.
— Прости. Прости… — тут же забормотала Анифа, вытирая собственной ладонью стекающую по его подбородку влагу, — Но надо еще немного… Пожалуйста.
Ласковый и невозможно нежный голос ласкал слух раненого воина, и Рикс, прикрыв глаза, послушно выпил всю чашу, чувствуя, как с каждым глотком ему становится легче, а из тела уходит неприятная тяжесть.
По крайней мере, ему так казалось и в это хотелось верить.
Поэтому он все-таки смог немного поднять свою ладонь, чтобы прикоснуться к округлому бедру — не похоти ради, на это у него просто не было сил, но — чтобы понять, что это не сон и не видение, и маленькая рабыня действительно около него.
Скорее всего, это было лишь игрой его ослабевшего рассудка, но сейчас, больной и обессиленный, он решил, что вот они — его истинные желания. Он хотел эту женщину, хотел полностью и безраздельно, не деля ни с кем и видя в ее глазах лишь собственное отражение. Именно к ней стремилось все его существо, ее он видел и чувствовал в бреду и думал о ней после хорошего и жаркого боя, засыпая на земле и укрываясь собственным плащом.
Определенно, он уже стар… Его тело, как и сознание, прилично поизносилось — другого объяснения своему помешательству он найти не мог. А это самое настоящее помешательство — в этом можно было не сомневаться. Иначе почему он, переживший столько битв и столько славных сражений, с такой легкостью пал в каком-то маленьком походике?
Он действовал привычно — дерзко, яростно и не очень обдуманно. И, получая одну рану за другой, привычно не придавал им значения. И, как оказалось, зря… Свалился, как немощный ребенок, от пару царапин и невесть сколько времени провел в лихорадке. И теперь ему, как ребенку, нужна женская забота… Ему, Риксу. Северянину. Побратиму Повелителя степных племен и народов… Самому яростному его воину и умелому воителю…
— Огонек, — снова прошептали его губы перед тем, как снова провалиться в сон — на этот раз хороший сон без сновидений, крепкий и оздоровляющий.
Но при этом он ясно ощущал присутствие девушки рядом — и это чувство успокаивало и умиротворяло его, заставляя чувствовать уверенность в том, что действительно кому-то нужен. Что онейнужен.
Смятения снова окутали Анифу, подобно склизкому кокону. Видя на протяжении стольких дней некогда могучего и крепкого воина
Но сейчас, увидев льдистые глаза Рикса и прочитав по его губам свое прозвище, она почувствовала, как ее сердце трепетно заныло.
Почему же она настолько неравнодушна к этому светловолосому воину с уродливым лицом? Почему её трусит и смущает даже его малейшее и, скорее всего, случайное прикосновение?
Неужели все дело в том, что, нарушив верность вождю, она занималась любовью с Риксом перед его отъездом? И этот случай настолько сильно изменил ее?
Как же тяжело об этом думать… Неприятно… Раздражающе…
Какое-то время Анифа еще просидела на постели северянина, размышляя и рассеянно поглаживая его по волосам. Они были немытые, сальные, но гладко расчесаны ее собственной рукой. Но пробуждение мужчины вселило в нее надежду — совсем скоро северянин встанет на ноги, снова вздохнет полной грудью и приведет себя в порядок. И, возможно, опять сожмет в своих крепких и надежных объятиях, от которых она уже вряд ли отвернется… Ведь в них так хорошо, так надежно.
А еще она и правда щлюха, раз думает о нем, деля при этом постель с другим мужчиной. Кому же она изменяет на самом деле? Кого предает — телом или душой?
Достойна ли она спокойной и счастливой жизни или, возможно, все это ей в наказание за прошлые перерождения? Ясно одно — на все воля богов. Ей же остается лишь надеяться на их милосердие.
— Молю вас, беспощадные, но справедливые боги, — позже, покинув шатер Рикса, вознесла она молитву недалеко от ужасающего и кровавого алтаря степняков, — Молю вас, не оставляйте вашу рабу без благословения… Не обойдите своим сияющим взором вашего самого преданного воина… Прошу, не лишайте нас разума и вашего расположения и наставьте на путь истинный… Великие и кровавые боги! Я молю вас о снисхождении для нас всех, ваших неразумных детей! Подскажите, наставьте, не дайте совершить ошибку и будьте милосердны… Прошу…
Конечно, Анифа не осмелилась принести на алтарь кровавую жертву — ей претила жестокость и смертоубийство, она окончательно это осознала и приняла. К тому же она была женщиной, а боги, которым был поставлен алтарь и которым поклонялись степняки, были богами силы и войны.
Но отчаяние и смятение заставили ее обратиться к ним с горячей речью.
А позже, под покровом темноты, она провела простой и незамысловатый ритуал, которому ее тоже научила мать. В этом ритуале в качестве жертвы выступила ее собственная кровь, которую она пустила, аккуратно проколов раскаленной иглой свой палец. Совсем немного, всего пару капель. Но этого, по словам матери, обычно вполне достаточно. Главное, чтобы были чисты помыслы и желание было горячо. Анифа закончила ритуал раньше, чем в шатре появился вождь. А на кучки трав, разложенные на чистой тряпице, и ряд очередных плошек с пряно пахнущим содержимым он и вовсе не обратил внимания, привыкший к этим новым деталям в своем жилище. Он сам приказал ей перенести свои вещи, ведь это было удобнее. К тому же ему нравилось, какой Анифа становилась, когда занималась своими хитрыми лечебными делами. Она была необыкновенно серьезной и деловитой и это очень привлекало Шах-Рана. Оттого он был особенно порывист и жаден в получении удовольствия и щедр на ласку.