Анифа. Пленница степей
Шрифт:
И он взял одну из них, светловолосую русину, взял грубо и порывисто, повернув к себе спиной и поставив на колени. Мужчина ворвался в податливое и покорное тело, с рыком удовольствия насаживая его на себя и получая удовлетворение от снятия напряжения. И пока он брал Дарину — крепко сжимая нежные бедра и заставляя ту тихонько скулить от боли и удовлетворения от того, что именно ее он предпочел остальным — другие девушки тоже не остались в стороне. Они в несколько рук обнимали и ласково поглаживали крепкое тело своего господина, покрывали его поцелуями и даже постанывали, будто тоже получая свою порцию удовольствия.
Закончив,
Оказавшись в пиршественном зале, мужчина не сразу заметил среди сидящих в уголке женщин маленькую и невзрачно одетую фигурку Анифы, занятый другим. Собравшиеся раньше него степняки, конечно, терпеливо дождались его появления и не позволили себя притронуться ни к еде, ни к алкоголю, а после того, как пир начался, зал разрушенного храма наполнился шумом и весельем, совершенно не располагающие к тому, чтобы оглядываться. К тому же его вовсю развлекали и соблазняли легко одетые наложницы и рабыни, привычно ухаживая за ним и жадно привлекая его внимание.
И только наполнив голодный желудок и выпив достаточное количество вина, Шах-Ран, разомлев, откинулся на подушки позволил себе осмотреться.
Всё здесь было как прежде. Ничего нового. За столами сидели веселящиеся мужчины, им прислуживали задорно улыбающиеся и смеющиеся женщины, музыканты играли, а многие девушки пели и танцевали, развлекая собравшуюся толпу. Сгустившиеся сумерки без труда разгоняли многочисленные светильники, факелы и жаровни, но при этом и создавали ту неповторимую и уникальную атмосферу беззаботного и расслабленного праздника, которую не беспокоят ни разница полов, ни разница в социальном положении.
И вот тут-то, зацепившись взглядом за женский угол, Шах-Ран разглядел маленькую и скромно одетую фигурку своей рабыни. И привычно подобрался, будто его что подтолкнуло. Он увидел черноволосую красавицу с нежным лицом и вспомнил не только, как умело и соблазнительно она танцует, но и какой нежной и неповторимо прекрасной она может быть в его постели. И эти воспоминания неожиданно ярко вспыхнули в его голове, отозвавшись жаром и пульсацией в теле, затянули поволокой глаза и отозвались ломотой в висках.
Подтянув к себе быстрым выпадом руки ближайшую рабыню (ей оказалась Лиша), он негромко приказал:
— Отправляйся к Анифе. Пусть она станцует и порадует нас своим выступлением.
Девушка поклонилась, и вождь не заметил вспыхнувший в ее глазах недовольный огонек. Но Лиша послушно зашагала в сторону женского угла, чтобы передать слова своего Повелителя.
Когда танцовщица, после короткой заминки поднялась и стала на ходу раздеваться, недовольная усмешка исказила губы Шах-Рана. Подобное она позволяла себе только в его шатре, когда единственным зрителем ее выступления был лишь он. И поэтому, в презрительном порыве, мужчина даже отвел взгляд, сдерживая недовольство и раздражение. Но потому поглядел вновь.
Он понял, что девушка ждала этого приказа и готовилась, ведь под простыми, но добротно сшитыми одеждами у нее оказалось
Но, видимо, Шах-Ран все же достаточно позабыл свою рабыню, раз, поддавшись очарованию ее танца, непроизвольно удивился и изменившимся движениям, и какой-то странной ауре, окружившей девушке. Ему показалось, что танцевала Анифа как-то по-другому, не так, как он привык видеть. Полная огня и страсти, она двигалась не только отчаянно и дерзко, но и откровенно и порочно, соблазняя и сея ошеломленное смятение.
И это раздосадовало Шах-Рана, потому что, даже будучи немного пьяным, он заметил, насколько сильное впечатление выступление девушки оказывает на собравшихся здесь людей.
Нет, Анифа и раньше возбуждала и воображение, и тела смотрящих на нее мужчин. И лишь покорность его воле не позволяла им протянуть к девушке жадные руки и взять ее, грубо подчиняя волшебство, которое танцовщица олицетворяла, своим низменным желаниям и похоти. Но сейчас было что-то иное. Что-то совершенно непостижимое и непонятное его разуму — степняки выглядели околдованными и замороженными. И даже женщины, обычно ревнивые и возмущенные искусством маленькой танцовщицы, затихли.
“Не девушка, но женщина”, - вдруг подумалось вождю. Так вот оно что! Анифа танцевала не как рабыня. Маленькая и хрупкая, более она не казалась таковой и хотя на ней было так мало одежды, но так много золота и драгоценных камней, она казалась величественной и царственной, полной самодостаточной женственности и полноводной, как море, страсти.
Она теперь даже смотрела по-другому — немного отстраненно, но уверенно и ничего не боясь. Его маленькая танцовщица всегда была полна страха — острого и холодного. Казалось, раньше она всегда чего-то боялась — диких кочевников вокруг, сухого степного ветра, его неуемного и порывистого желания. И даже танцуя — всегда безупречная и уверенная в себе — она не всегда могла этот страх скрыть.
Сейчас же она не трусила. Более того — чувствовалась, что Анифа полна величественного безразличия к окружающим ее людям и даже к нему, своему господину и хозяину.
И… это даже понравилось Шах-Рану! Осознав это, мужчина тихо выругался сквозь зубы и непроизвольно сжал пальцами волосы на голове сидящей у его топчана наложницы. Женщина тихонько пискнула, дернувшись, и в этот момент Анифа, особенно соблазнительно скользнув змеей вперед, оказалась совсем близко к нему.
В нос вождя тут же ударил притягательный, сладковато-горький травянистый аромат — его Шах-Ран тоже не вспомнил.
“Раньше она пахла иначе”, - заметил мужчина, непроизвольно повернув голову вслед за девушкой, когда та, пробежав пальчиками по спинке топчана, шагнула ему за спину.
А когда она наклонилась и играюче обвила своими руками его плечи, вождь почувствовал этот запах еще лучше. Но теперь он уже не задавался вопросом, а, жадно вздохнув, почувствовал, будто опьянел еще сильнее. Это ошеломило его, и Шах-Ран с жадностью уставилась на девушку, которая, продолжая двигаться в ритме танца, прошла еще немного дальше — соблазнительно качая бедрами и плечами.