Анклав
Шрифт:
И когда раздался телефонный звонок, крикнул, не отрываясь от монитора: "Меня нет!"
Услышав вскрик жены: "Машиной? Как... какая машина?" - он выглянул в коридор. Держа трубку возле уха, Елена стояла к нему спиной - в халате, с мокрыми волосами, - что-то записывала, кивая и всхлипывая.
– Что?.. Что случилось?
Она обернулась, и он увидел: от Елены осталась только Ира со школьной фотографии - приоткрытый припухлый рот и огромные от беспомощности глаза. И тут же наступила тьма, из которой всплыло другое лицо жены - резко
Ее голос доносился до него словно сквозь толщу воды, он не различал слов. Она теребила, трясла, била его по щекам, а когда он всхлипнул и прижался лицом к ее груди, обняла и стала гладить по голове.
Он постепенно приходил в себя, чувствуя тепло ее слез и запах валокордина.
– Что... что с Ирой?
– тихо спросил он.
– Иру сбила машина!
– всхлипнула она.
– Ты меня слышишь?
– Она показала ему блокнот.
– Вот адрес больницы в Сокольниках... Оттуда только что позвонили.
– И? И... что?
– Он замер, боясь услышать ответ.
– Саша, я ничего не знаю...
И заплакала, заревела по-бабьи. Он не подозревал, что она способна так плакать.
– Так... надо туда срочно ехать...
– забормотал он и, опершись одной рукой о стену, другой о ее плечо, стал подниматься с пола.
Мотаясь из комнаты в комнату, он бестолково искал одежду, очки, членский билет, нитроглицерин...
– Дай, я сама...
Обернувшись, он увидел Елену - уже одетую, собранную, с сухими глазами и без макияжа. Не глядя на него, она быстро все нашла, сунула ему под нос, помогла одеться. И уже на улице остановила частника, выскочив на дорогу.
Вдруг пошел густой, сырой снег. Дворники на ветровом стекле метались, рубя направо, налево и прокладывая дорогу сквозь полчища снежинок. После каждого взмаха на ветровом стекле появлялись длинные, размазанные огни встречных фар и светофоров, но они тут же поглощались белыми ордами, готовыми умереть, но остановить машину.
Наконец, они влились в нескончаемый поток машин на Садовом, а возле Черногрязской надолго встали в пробке. Почти одновременно перестал идти снег.
Водитель, молодой парень в кожанке, заглушил мотор и выругался: "Ну как знал! Наверняка ДТП. Каждый раз так: нажрутся где-нибудь на стороне, а потом домой спешат, к семейному столу..."
Колотов хотел выбраться, чтобы посмотреть, где они, но смог лишь немного приоткрыть дверцу - совсем рядом стоял старенький "Москвич". Приподнявшись, он выглянул из салона. Сумерки быстро сгущались, огни реклам скользили, переливаясь, по крышам стоящих вплотную друг к другу машин. Раздавались нетерпеливые гудки, где-то рядом завывала сирена "скорой". Возможно, там умирал человек, и бессильный вой, обращенный к низкому серому небу, - последнее, что он слышит в этой жизни.
– Что там?
– спросила Елена.
– Отсюда не выбраться, - сказал Колотов.
– Я же говорил: лучше в метро.
– Ты всегда все правильно говоришь!
– вспылила Елена.
– И вчера, когда влез в наш разговор, ты тоже все верно сказал!
Он сначала не понял, о каком разговоре идет речь, потом вспомнил. Ира собиралась навестить 31 декабря заболевшую школьную подругу, но Елена была против: а кто мне поможет готовить? Ира по обыкновению стала искать защиты у отца, и он сказал: пусть сходит, это рядом, заодно зайдет в магазин...
– Послушайте, это надолго?
– спросила Елена у водителя.
– Нам только что звонили из больницы, наша девочка попала под машину, и мы даже не знаем, что с ней...
– Она всхлипнула.
– Мы не можем столько ждать, понимаете?
Водитель пожал плечами.
– Сам спешу. Вы же видите, что творится: гололедица, а чистить дороги, как всегда, некому.
– Я тут с ума сойду!
– Елена оттолкнула руку мужа, попыталась открыть дверь, но та уперлась в стоящую рядом иномарку с тонированными стеклами. Выпустите меня!
Стекло иномарки опустилось с легким жужжанием, оттуда донеслась музыка, потом выглянул молодой небритый брюнет.
– Ай, такая девушка, зачем ее обижать, не надо плакать, иди сюда, у нас тепло, мы защитим, согреем...
– Отвали, урод!
– крикнул ему водитель.
Из иномарки стали угрожать, изобразили попытку выбраться из машины, но Елена захлопнула дверцу и закрыла глаза, откинув голову на сиденье.
– Успокойся...
– Колотов обнял жену за плечи.
– Жаль, ты не успела спросить номер телефона больницы.
– Я сама ничего не соображала... Как увидела тебя, сама чуть не грохнулась.
Он прижал жену к себе и закрыл глаза. Значит, это был обморок? Стоило увидеть лицо жены, услышать интонацию ее вопроса про машину, как инстинкт самосохранения отключил сознание и не дал воображению дорисовать раздавленное тело дочери под колесами грузовика.
Впервые он потерял сознание давней зимой, лет десять назад, когда возвращался из командировки в Волгоград с температурой под сорок. В те дни со всего мира на Россию обрушились вирусы гриппа и снегопады, больницы были переполнены, дороги замело, и только Москва еще не отменяла рейсы - там успевали расчищать взлетные полосы. Он с трудом добрался до заваленного снегом аэропорта Волгограда и увидел толпы пассажиров, осаждавших кассы.
Кружилась голова, его шатало и тошнило. А народ все прибывал, и все желали одного: улететь в Москву. Чтобы не затоптали, он забился в самый дальний угол и сел на корточки. Начался бред, в голову лезла всякая чертовщина, а когда приходил в себя, было, как и сейчас, ощущение полной беспомощности и равнодушия к происходящему: будь, что будет.
Он очнулся, когда кто-то тронул его за плечо. С трудом открыл слипшиеся веки. Над ним склонились мужчина и девушка в форменных летных шинелях.