Анна Фаер
Шрифт:
Я с вызывающим видом закрыла глаза. Поверьте, если очень нужно, то с вызывающим видом можно сделать что угодно. Даже закрыть глаза.
В комнате было тихо. За дверью тоже. Я слушала своё дыхание и хотела, сосредоточившись на нём, уснуть. Но спать мне не хотелось. Мне хотелось дать пощёчину Диме, поругаться с Максом, найти Киру и договорить о революции с Мстиславом. Столько дел, а мне нужно спать! Но что поделаешь? В таком уж положении я оказалась.
– Ладно, не будем валять дурака,- сказал неожиданно Макс, но я даже не открыла глаз, даже не сделала вида, что слушаю. – Нам в любом случае нужно
Он замолчал. Наверное, думал, что я как-нибудь отвечу. Но я не стала отвечать. Только открыла глаза, села на полу и посмотрела на него строго.
– Да, я не прав, что стал кричать,- сказал Макс, хотя мы оба знали, что он не кричал, а просто говорил громко. – Я виноват, хорошо. Я признаю это. Но с тобой иначе нельзя. Ты же знаешь, какой я невозмутимый и спокойный. Но ты даже меня можешь вывести из себя. Никого более эгоистичного и самовлюблённого я не встречал. Ты ведь только о себе и думаешь. Тебе плевать, что детям не место на революции. Там и нам самим, может быть, опасно будет находиться. А ты зовёшь Мстислава. Неужели ты не можешь подумать о последствиях? А Кира? Она до сих пор где-то сидит одна. Когда вернётся папа, а её нигде нет, у меня будут проблемы. Я ведь всё-таки старший, я отвечаю за неё. А тебе на всё плевать. Ты только хочешь угодить самой себе и выполнить все свои прихоти. И не смотри на меня так, словно я вру. Я вижу тебя насквозь. Я сразу понял, что ты за человек, как только мы познакомились. Я сразу понял, что ты слишком уж самоуверенная, эгоистичная, наглая и гордая. О нет, у тебя нет гордости. У тебя гордыня. Ты на самом деле очень плохой человек.
И только после всего этого он замолчал. Я не знала, что ответить. И вдруг, впервые за всё наше знакомство, я поняла, почему Макс любит говорить цитатами. Иногда вместо своих собственных нелепых и затянутых мыслей, можно чётко выразить свою же мысль чужими словами.
Я, не переставая сверлить его взглядом, сказала сухо:
– Ты говоришь цитатами, сейчас я тоже буду.
Он как-то критически усмехнулся, но ничего не сказал. А вот я сказала.
– Знаешь, в чём твоя проблема? Ты всё ждёшь от людей, что они перестанут быть такими, какие они есть.
– И кто это?
– Джон Грин.
– Я знал, что ты только на такое и способна.
В его голосе были какие-то нотки презрения. Меня это рассердило:
– Какая вообще разница, кто это сказал? Важно не то, кто сказал, важно, что именно сказали. Ты просто ждёшь, что все будут идеальными! А я не такая! И ты не такой. Думаешь, ты такой замечательный, если у тебя красивые глаза,- он усмехнулся только из-за того, как нелепо я приплела сюда его глаза. Я эту его усмешку быстро убрала. – Может быть, кроме красивых изумрудных глаз в тебе и нет больше ничего! Ты же…
Я ничего не сказала. Что я могу сказать плохого о Максе? Мне ведь нравится Макс. Он хороший человек. Как и все он иногда бывает заносчив, но он, в общем и целом, очень даже хороший парень. Я посмотрела на рацию, стоящую у его кровати. Вчера мне было тоскливо и одиноко, и я попросила его по рации, чтобы он сыграл мне песню без названия. Он сыграл. Ничего даже не сказал о том, что на часах уже далеко за полночь. У него очень хороший голос,
– Ты кретин, идиот и полный дурак,- сказала я потому, что ничего другого сказать не могла.
– Ты так не считаешь. Ты не думаешь, что это правда.
– Это правда! Это чистая правда! Истина!
– Есть истины, которые истинны лишь послезавтра, и такие, что были истинны ещё вчера, - а некоторые не истинны не в какое время.
– Это точно не Джон Грин,- я вдруг примирительно улыбнулась.
– Конечно. Я кого попало не цитирую.
– Так кто это?
– Карл Юнг.
– Ученик Фрейда,- сказала я задумчиво.
Мы помолчали немного.
– Я плохая, - вздохнула, наконец, я.
– Что?
– Я плохая. Я действительно эгоистичная. И всё, что ты говорил, тоже. Всё было правдой.
– Я не лучше тебя.
– Нет. Лучше. Кто угодно лучше. Я ужасный человек. У меня столько плохих качеств…
– Фрейд был ужасно самовлюблённым и эгоистичным,- перебил меня Макс.
Наши взгляды встретились, и я сразу же поняла, что буря улеглась. Что ж, кое-что я сегодня усвоила: спокойствие всегда может разразиться грозой. Но и гроза неожиданно может превратиться в тишь.
– Да?
– Да,- Макс улыбнулся ещё приветливей. – Все великие люди были в какой-то степени плохими. У них у всех были какие-то негативные качества. А ещё почти у всех были плохие привычки. Одни увлекались морфеем и кокаином, другие были алкоголиками.
– А третьи и то и другое! – вырвалось у меня.
– Именно! Ты почитай биографию любого более-менее великого человека! У всех есть несколько тёмных страниц.
– Боже мой! Ведь это меняет дело! Это же отлично, что я такая плохая! Без этого я бы не стала кем-то великим! А теперь у меня есть все шансы! Отлично!
– Эй-эй, подожди,- остановил мои размышления Макс. – Ты неправильно думаешь. Ты думаешь, что если у тебя есть недостатки, то ты легко станешь кем-то великим.
– И?
– И это не то, о чём я говорил. Я говорил о том, что, став кем-то великим, можно себе позволить быть сволочью. Но только тогда, когда ты действительно сделал что-то великое.
– Когда мы провернём всемирную революцию, мы не станем плохими,- сказала я вдруг. – Нет, мы не станем плохими. Может быть, увлечёмся наркотиками или выпивкой, но мы никогда не станем злыми. Нельзя, чтобы всем заправляла кто-то злой.
– А ты хочешь, чтобы мы всем заправляли?
– Разумеется!
Он добродушно засмеялся. А потом бросил мне подушку. Я её поймала, он взял ещё одну, встал с кровати и сказал мне на ухо:
– Устроим Диме встряску, когда выйдем?
– Конечно!
========== Часть 27 ==========
Я проснулась в холодном поту. Мне было ужасно страшно. Так страшно мне ещё не было никогда. Я не думала о ничтожности жизни, я не думала о том, что в зеркалах кто-то есть. Нет, не о чём таком я не думала. Просто проснулась и вдруг поняла, что мне ужасно страшно. Ужасно.