Аномалия

Бурмистров Денис Евгеньевич

Отовсюду в центр зала тянулись длинные, упругие, сияющие золотом нити. Они проходили сквозь разбитое стекло, составляли золотой узор на стенах, свисали с потолка, змеились по полу, пересекаясь и свиваясь воедино, образую ажурную конструкцию, выделяющуюся тремя более темными сгустками в глубине.

Виктор с опаской осветил стену возле себя, присмотрелся. Нити казались живыми, они вибрировали, пульсировали и вырастали прямо из покрытой слизью стены.

– Нам надо туда, – донесся из-за спины полный внутренней борьбы голос Ивана. Палец друга указывал в центр, в сторону четырех равноудаленных друг от друга темных сгустков.

Куликов

чуть не смалодушничал. Чуть было не отказался, желание было велико. Его пугало это место, слишком отличалось оно от привычной Медузы. Виктору было не по себе, и это еще мягко сказано. Он до дрожи в коленях боялся этого места. До зубовного стука. И ничего не мог с собой поделать.

Что чувствует Иван, он мог лишь догадываться.

– Если не хочешь, не ходи, – мягко посоветовал Виктору друг, и Куликову стало стыдно от осознания того, чего стоит Ивану этот успокаивающий тон. – Я один…

– Нет, – Куликов мотнул головой, покрепче сжал фонарь и сделал первый шаг. – Пойдем вместе.

Они пошли практически рядом, вдоль идущих от стены золотых нитей. Только сейчас Виктор заметил, что в кажущемся хаотичном расположении этого золотого лабиринта есть некий смысл – к каждому из сгустков вела неширокая, но все-таки дорожка, которую не преграждали нити.

Шаг за шагом луч света играет на золоте паутины. Миновали застывший мертвым памятником пульт, перешагнули через нижний крепеж разбитого стекла. Теплой волной накатил незнакомый терпкий запах.

Шаг за шагом вдоль золотых линий. Вот уже и первый сгусток.

Видимо, некогда это был исследовательский саркофаг. Виктор видел такие по телевизору в репортажах из роддомов. Слабых и больных младенцев укладывали в стерильные барокамеры, чтобы максимально уберечь от внешнего воздействия. Барокамеры напоминали накрытые прозрачным колпаком саркофаги с кучей вмонтированных датчиков.

Здесь было почти то же самое, с той лишь разницей, что саркофаги явно были рассчитаны на взрослого человека. Их, словно плющ, оплетали золотые нити, покрывая настолько густо, что практически скрывали светло-серую металлическую поверхность. Будто люльки, покоились они в крепких объятиях неизвестной органики.

Первая «люлька» оказалась пуста. Некогда покрывавший ее сверху плетеный узор был откинут на боковую стенку, как одеяло.

Иван нетерпеливо толкнул Виктора. Куликов безропотно пошел дальше.

Вторая люлька довольно заметно подергивалась, словно из нее пытался выбраться слабый, но упрямый котенок. Когда Куликов осветил ее сверху, то чуть было не бросился назад, сбивая с ног Ивана.

Внутри саркофага, под тонким покрывалом из нитей, дергалась и ворочалась, пускала по поверхности волны и расщепляла себя на куски та самая черная субстанция, тот самый «половичок», от которого Виктор неоднократно спасался в Городе. Вот по черной поверхности пробежала золотистая трещина, и с чуть слышным треском нижняя часть «половичка» разорвалась надвое, образуя нечто похожее на ноги.

Виктор завороженно смотрел за происходящим, когда из ступора его вывел сдавленный вскрик Ивана. Куликов в несколько прыжков оказался возле сгорбившегося над третьим саркофагом товарища.

Под сеткой нитей лежал обнаженный мужчина. Среднего телосложения, с длинными золотыми волосами, разбросанными по лону люльки, с раскрытыми бельмами слепых ярко-желтых глаз. Лицо неопределенной, рыхлой формы, словно полуфабрикат, никаких выделяющихся черт, вроде скул или ямочек. Плоское,

круглое, с рудиментарным носом и безгубой прорезью рта. Из такого лица можно вылепить любое, стоит лишь подправить и убрать лишнее. То, что Виктор сначала принял за распущенные волосы, оказалось все теми же золотыми нитями, вплетенными в общую массу. Они особенно сильно пульсировали и подергивались, будто по ним что-то закачивалось в абсолютно лысую голову человека.

Виктор заметил, как рука Ивана скользнула по собственной голове, задержалась на затылке. Лицо друга было бледным, рот искривился в невысказанном отвращении.

– Это и я так? – не веря себе, прошептал Иван. – Это и меня так?

Ему не хватало слов, вместо этого он до хруста сжал кулаки.

– Иван… – успокаивающе обратился к нему Виктор, но ответом ему был полный боли взгляд. Иван отступил от саркофага, обхватив руками голову, протяжно застонал, тяжело опускаясь на пол.

– Иван, – вновь предпринял попытку Куликов, – Это ничего не значит.

Иван не отвечал. Упершись лбом в согнутые колени, он качался вперед-назад, сжимая лысую голову, будто силясь раздавить ее.

Виктор не знал что делать. Он разрывался между желанием сказать что-то нужное, подходящее моменту и тем, чтобы просто остаться в стороне, дать Ивану время на осмысление увиденного. Куликов выбрал второе, он никогда не слыл мастером слова, утешать у него получалось плохо и неловко.

Тем более, судя по версии Ниндзя, он когда-то точно так же был выращен из пропитанного ДНК «половичка». Помогало то, что он до конца не верил в эту историю с собственным воскрешением. Присутствие двойника – Ивана – лишь уверило его в собственной истинности, в том, что именно он, Виктор Куликов, тот самый Виктор Куликов, который родился в этом Городе более тридцати лет назад, прожил здесь всю жизнь и даже после долгого отсутствия вернулся в роли инсайдера. И это он сейчас стоит в полутемном помещении подземной лаборатории, это он сжимает цевье винтовки и смотрит на свою копию, созданную Медузой.

Только вот относится он к Ивану не как к копии себя самого. Иван стал больше чем шокирующей новостью, он превратился в друга, в товарища. В человека.

Виктор увидел, как рука Ивана сжалась на рукояти пистолета, как потащила оружие из-за пояса. И тогда из Куликова прорвавшимся потоком хлынули слова:

– Мы не похожи. Понимаешь? Не похожи, Иван! Уже не похоже внешне и совсем не похожи внутренне. Мы – разные!

Рука с пистолетом дрогнула, но не остановилась.

– Иван, дружище, – с чувством выдохнул Виктор. – Не имеет значения, как каждый из нас появился на свет. Какая к черту разница? Значение имеет лишь то, кем мы являемся сейчас. Понимаешь? Ты не копия, не двойник. Ты хороший друг и надежный товарищ. Помнишь, ты сам говорил, что считаешь себя человеком? Помнишь? Я помню. Ты прав, Иван, ты очень прав в этом. Ты человек и стал им сам, стал сейчас, теперь.

Виктор присел на корточки, силясь разглядеть спрятанное в коленях лицо друга.

– Не важно, как ты появился, – повторил Виктор. – Важно, кто ты сейчас. И важно знать, что ты уникален. А это так и есть. Ты сам это знаешь.

Рука с пистолетом безвольно опустилась на склизкий пол, лысая голова оторвалась от согнутых коленей. К Куликову повернулось бледное лицо с темными мешками под глазами. На лице не было больше выражения злобы и отчаяния, сейчас на нем читалась лишь внутренняя усталость. Куликов был рад и этому.