Аномалия
Шрифт:
Квартира пятого этажа оказалась пустынной, словно здесь никто никогда не жил. Ни мебели, ни обоев. Голая пыльная коробка из блоков. Гулко отдавалось эхом каждое движение.
Инсайдеры обхлопали одежду, выбивая белую пыль. Из фляжки Торпеды ополоснули лица и прочистили горло.
– Пошли на лестничную площадку, – скомандовал Торпеда, забрасывая винтовку за спину и доставая пистолет. – На месте лучше не стоять.
Входная дверь отсутствовала. В дверном проеме, на уровне глаз, висела в воздухе скомканная сигаретная пачка, медленно вращаясь вокруг своей оси.
– Не задень, – кинул походя Торпеда, подныривая под пачкой. Тот же маневр, не останавливаясь, проделал и Борхес.
Словно каждый день видят висящие в воздухе предметы.
Виктор оглядел пачку с разных сторон, не заметил ниток или паутины. Сдержался, чтобы не толкнуть пальцем. Легонечко дунул, отчего пачка завертелась быстрее. Покачал головой и последовал за товарищами.
– Тихо, – Торпеда приложил палец к губам и сделал многозначительное движение бровями. – Слушай.
Виктор лишь оторопело отступил к стене, затаив дыхание.
Вокруг инсайдеров разлилась невидимая жизнь. То тут, то там в сумраке подъезда мелькали призрачные фигуры, смутно напоминающие человеческие. Они выплывали из квартир, пропадали в лифтовой шахте, сидели на ступенях, появлялись и исчезали, похожие на сигаретный дым. Подъезд наполнился звуками, целой какофонией различных шепотов и шлепков, шаркающих шагов, быстрого цокота женских шпилек, наплывами вырванных слогов. Все то, что мог впитать в себя подъезд за годы жизни дома, проносилось сейчас на семи квадратных метрах одним махом.
А еще гул. Низкий, вибрирующий, на грани слуха. Он раздражал, давил на голову, от него сводило зубы. Невозможно было долго находиться под этим гнетом.
– Черт, – глухо произнес Борхес, потирая пальцами виски. – Надо убираться отсюда поскорее.
– Согласен, – кивнул Торпеда, на которого, по-видимому, гул совершенно не действовал. Он проверил лестничный пролет наверх индикатором, первым шагнул на грязные ступени. Виктор и Борхес пошли следом.
По мере подъема гул начал усиливаться. Заболели глаза. Виктора начало слегка подташнивать. Ощущение было как при перепаде давления в барокамере, заложило уши, и желудок полез к горлу. По тяжелому дыханию идущего сзади Борхеса Куликов понял, что ему тоже хреново.
Они поднимались вверх, словно в свинцовых веригах, с трудом поднимая ноги и опираясь всем телом на перила. И только Торпеда выглядел как ни в чем не бывало, он споро преодолевал ступень за ступенью. Словно на него не действовал этот адский, сводящий с ума и дробящий кости гул!
Стало труднее дышать. Виктор неосознанно ослабил ворот и без того свободной куртки, провел рукой по лбу. На ладони остался холодный пот.
– Торпеда, – хрипло позвал Борхес, – подожди немного.
Торпеда обернулся, удивленно взирая на своих товарищей. Виктора уже не на шутку лихорадило, ноги подкашивались, а сердце стучало так, что казалось, пытается проломить грудную клетку. Автомат десятикратной тяжестью оттягивал плечо, лямки практически пустого рюкзака стягивали грудь, мешая дышать.
– Что с вами? – Здоровяк остановился, озабоченно вглядываясь в лица.
– Давай отдохнем немного, – еле слышно проговорил Борхес, повисая на перилах. – Сейчас все пройдет, сейчас дальше пойдем…
Его глаза закатились, он начал оседать на ступени. Виктор титаническим усилием воли собрал силы в кулак и еле успел схватить падающего инсайдера за руку. Но не смог устоять на ногах, которые предательски подкосились. Вместе с теряющим сознание Борхесом покатился вниз, лязгая оружием.
Давление исчезло. Куликов, жадно хватая ртом воздух, попытался подняться на ноги. Ему помог подскочивший Торпеда, прислонил к стене. Пока Виктор приходил в себя, Торпеда склонился над Борхесом, что-то сунул ему под нос. Борхес скривился, чихнул и открыл глаза, отталкивая руку Торпеды.
– Фу, какая гадость! Я скоро наркоманом от этого нашатыря стану, – проговорил он, тяжело вставая с пола. Торпеда участливо заглянул в серое лицо товарища, убрал пузырек в карман разгрузки. Хлопнул шатающегося Борхеса по плечу, сказал:
– Что ж делать, если ты такой чувствительный. Кот, ты как?
Куликов слабо улыбнулся, но силы стремительно возвращались к нему. Очухался и Борхес, потирая ушибленную ногу. Проворчал:
– Слушай, Кот, не используй меня больше в роли санок, ладно. Староват я уже, – Борхес потер поясницу. Виктор только отмахнулся, мол, как получится.
Торпеда, который задумчиво смотрел на проплывающих призраков, вдруг решительно скинул рюкзак, прислонил к стене винтовку.
– Ты куда? – спросил Виктор.
– Это, наверное, из-за «кирпича» я ничего не чувствую, – Торпеда оглянулся на лестницу. – Я пойду один, вы не сможете. Тут идти-то осталось ерунда, артефакт как раз в квартире над нами лежит. Я быстро, туда и обратно.
Борхес протестующе покачал головой:
– Не дури. Никуда ты один не пойдешь.
– Пойду, братуха, пойду. Надо идти. Кот, дай свой рюкзак, мой полный.
Но Борхес не собирался сдаваться:
– У нас респираторы есть, мы прорвемся. Ты один не пойдешь.
Инсайдер полез в свой рюкзак, но Торпеда остановил его жестом:
– Борхес, что ты как ребенок, ей-богу! Какие респираторы, к черту? Не помогут они тут, сам знаешь. Не беспокойся, я быстро схожу и вернусь, не новичок.
– Кот, ты-то что молчишь? – обратился за помощью Борхес.
Виктор рассудил по-своему:
– Пусть идет. Надо – значит, надо. Если нам все равно не пробиться, не возвращаться же?
– Вот, – Торпеда указал на Куликова. – Человек верно рассуждает.
Борхес нахмурился, но промолчал. Торпеда взял рюкзак Куликова, закинул на плечо. Шагнул к лестнице.
– Я скоро. Не вернусь через пятнадцать минут – уходите окном, веревка у Борхеса. Все, пошел.
Инсайдер развернулся и зашагал по ступеням наверх. Секунда – и он скрылся за поворотом.
Борхес со злости стукнул кулаком по стене, бросил недовольно:
– Блин, Кот, тебе что, на все плевать?
– А что не так? – удивился Виктор.