Аномалия
Шрифт:
– Пора.
– Кот, пойдешь в центре, – деловито отдал приказ здоровяк, поворачиваясь к своей группе, – Борхес замыкающий. «Кирпич» захватил?
– Угу, – Борхес вытащил из рюкзака уже знакомый Виктору брусок темно-зеленого металла, который вблизи больше походил на кусок замерзшего пластилина. Инсайдер деловито повертел его в руках, потряс, отдал Торпеде.
– Что это за штуковина? – спросил Виктор, наблюдая за тем, как Торпеда, закатив рукав, при помощи кожаных ремешков крепит «кирпич» к запястью.
– Индикатор ловушек. Стоит дорого, польза сомнительна, – Борхес затянул рюкзак, надел его, защелкнул на груди карабины. Попрыгал, проверяя, удобно ли.
– И кто их изготовляет?
– Медуза и изготовляет. Только найти их проблемно, а забрать без скафандра защиты просто нереально.
– Потом поговорите, – прервал друга Торпеда, одергивая рукав и поворачиваясь к Скауту и его людям, которые внимательно осматривали пейзаж вокруг. – Ну что, как договаривались?
– Да, по плану, – Скаут поправил на плече автомат, указал на соседний дом. – Мы займем позицию там. Эл останется на вашей стороне, если что, крикнет. Услышите выстрелы – действуйте по обстановке, на рожон не суйтесь.
Торпеда хлопнул Скаута по плечу, кивнул другим инсайдерам. Развернулся к своим, скомандовал:
– Пошли.
В подъезде было намного холоднее, чем на улице. В остальном – вполне обычный подъезд, с облупившейся зеленой краской и пожелтевшей побелкой. Стены тут и там были расписаны маркерами разных цветов. Кривые послания, которые призывали любить некую Марину, слушать рок и тому подобное. Поверх них свежей черной краской были нанесены сквозь трафарет цифры. Насколько знал Куликов, это ученые присваивали номера объектам, которым следовало уделить особенное внимание. Что, в свою очередь, наводило на некоторые мысли относительно слухов про «нехороший» дом.
Они не спеша поднимались по лестнице. Миновали пустой провал шахты лифта с болтающимся, словно чей-то длинный хобот, толстым проводом. Под ногами хрустели стреляные гильзы и куски штукатурки. Отчетливо пахло сырым мясом.
Куликов обратил внимание, что почти все квартирные двери оказались выломанными или выбитыми, но сразу за порогом начиналась неестественно густая чернота, словно непрозрачной шторой завешивающая путь внутрь. Торпеда, оглянувшись через плечо, кинул: «Увидишь такое – не вздумай заходить».
Шли с разрывом в два шага. Первым двигался Торпеда, периодически останавливаясь и прислушиваясь. За ним, напряженно осматриваясь, Виктор. Замыкал процессию Борхес, который аккуратно пятился, прикрывая спины.
Этаж за этажом вышли на площадку третьего. И тут Виктору отчетливо стало понятно, что в подъезде они не одни. Он открыл было рот, чтобы сказать об этом, как Торпеда жестом остановил группу и указал стволом пистолета вверх. Остановился Борхес, ткнувшись спиной в бедро Куликова. Затаились.
В наступившей тишине Виктор уловил еле слышное неровное дыхание. Странное дыхание, нечеловеческое. Быстрое, частое, с протяжным хлюпаньем, словно ладонью затыкали шланг пылесоса.
Торпеда знаком показал, что продолжает движение. Виктор кивнул, два раза хлопнул по плечу Борхеса. Двинулись дальше, напряженно сжимая оружие.
На лестничной площадке третьего этажа сидела обманка, вытянув, словно кукла, вперед ноги и привалившись спиной к стене. Обманка уже почти сформировалась, приняв вид одутловатого мужчины. Голое тело было в грязи, к бедру прилип окурок. Правая рука, которая была заметно толще левой и неестественно вывернута, покоилась на полу, чуть заметно подрагивая. Левой рукой обманка словно тряс кубики, как при игре в кости, зажав пальцы в кулак и быстро махая перед собой. Голова была откинута назад и в сторону, рот без губ открыт, нос без левой ноздри, вместо нее кусок обвисшей плоти, которая вибрировала при дыхании. И ярко-голубые глаза, которые, не отрываясь, смотрели на него, Виктора, часто моргая.
– Твою мать, – тихо выругался Торпеда, опуская пистолет и облегченно выдыхая. – Вот чертяга, напугал.
Он спокойно повернулся спиной к существу и зашагал по ступенькам вверх. Виктор перешагнул через вытянутую ногу обманки, не в силах оторваться от провожающего его пристального взгляда. Ему мнилось, что существо сейчас обязательно сделает что-то неожиданное, например вцепиться в ногу или заорет благим матом. Он крепче сжал автомат и отвернулся, буквально физически ощущая буравящие спину глаза. Честно говоря, ему было сильно не по себе. Сзади чертыхнулся споткнувшийся Борхес.
Команда преодолела еще один пролет, двигаясь, словно черепаха, шаг за шагом, очень медленно и аккуратно.
– Внимание, – предупредил Торпеда, останавливаясь. – По-моему, дошли.
– Вроде да, – откликнулся Борхес. – Как «кирпич»?
– Колется.
– Значит, дошли.
– Без команды не стрелять. Чтобы ни случилось – идите за мной. Сейчас будет немного хреново.
И сделал шаг на лестничную площадку четвертого этажа. Заскрипел песок под ботинками, Виктор увидел, как Торпеда, скривившись от боли, схватился за руку с «кирпичом». А по ушам рубанул резкий, механический, пронзительный свист, словно рядом лопнула труба высокого давления. Куликов отшатнулся назад, зажимая уши руками. Автомат повис на ремне, цепляясь дулом за решетку перил. Сзади ткнулся Борхес, слепо налетев на Виктора. Торпеда наклонился вперед, словно шел против сильного ветра, и буквально ввалился на этаж. Виктор рванулся за ним, выставив вперед правое плечо, зажмурился. Вот продавил тугое сопротивление, вырвался, споткнулся обо что-то мягкое, не устоял, упал на пол. В ушах звонко лопнула струна, свист прекратился так же резко, как и начался, хотя гул в голове затихал неторопливо.
– Чтоб тебя, – ругнулся рядом Борхес.
Виктор открыл глаза. Взгляд уперся в чью-то голую ногу с прилипшим окурком.
– Черт! – Он откатился в сторону и вскочил. На полу, спиной к стене, сидела обманка, брат-близнец той, что осталась этажом ниже. Или та же самая. С голубыми глазами, которые неотрывно смотрели на Виктора.
– Ты ему понравился, – хмыкнул Борхес, проходя мимо, к Торпеде. Тот сидел на корточках и потирал руку, ругаясь сквозь зубы.
– Как ты?
Торпеда поднял на него глаза, тряхнул головой:
– Терпимо. Какой-то чувствительный «кирпич» попался, еще пара таких ловушек – и нужно будет руку менять, а то нервные окончания сгорят.
– Лучше чувствительный, чем заторможенный, – философски произнес Борхес.
– Согласен. Так, что тут у нас? – Здоровяк поднялся, оглядываясь. Четвертый этаж был ярко освещен бьющими в узкое окно лучами солнца. В лучах кружились пылинки, поднятые в воздух людьми. Солнце буквально озаряло лестницу, ведущую на пятый этаж, преломляясь в грязных стеклах и отбрасывая на стены причудливые отражения.