Аномалия
Шрифт:
– Погоди, погоди… – Теперь и Данте развернулся ко мне, морщась, словно мои слова были для него раздражающим шумом. – Это было лишним. Тебе не нужно ничего понимать. Твое дело – доставлять посылки. А не проблемы. Постарайся, чтобы так и было.
Мне захотелось сказать ему что-то резкое, но я так и не определилась с идеей. Но Данте явно не искал повода задеть меня – он говорил в рамках той правды, что была ему знакома. Он добавил предельно серьезно:
– Ты узнала, что хотела. Но я не буду брать на себя ответственность за твое любопытство.
И, рывком поднявшись с лавки, двинулся к метро. Я вскочила следом и поспешила за его развевающейся
Только когда мы сели в поезд, я вспомнила, что не умею искать обратные срезы. Последовательность смены станций и пересадок между ними по очевидным причинам была разной для прямого и обратного пути. Известного обратного пути могло не существовать вовсе – именно поэтому по возвращении из Гонконга Шейн подхватывал меня в Москве. Когда я сообщила Данте о своем открытии, он только пожал плечами.
– Ты слишком привязываешься к законам реальности. Попробуй почувствовать, где находится вход в межпространство.
– Но как? – шепнула я. – Я даже и приблизительно не могу представить, какие пересадки в пражском метро мы должны сделать, чтобы оказаться на той самой станции в Тбилиси?
– Не зацикливайся на пересадках. Они нужны тебе только для того, чтобы открыть коридор, но он уже открыт. Просто… доверься своим инстинктам и найди вход.
Поезд затормозил, и мне показалось, что я теряю равновесие. Я попыталась схватиться за поручень, но он оказался внезапно настолько далеко, что геометрически я никак не могла находиться в пределах вагона… Данте коснулся моего плеча, возвращая меня в реальность. Поручень находился там, где ему полагалось. И я тоже.
– Очередное искажение, – понимающе кивнул Данте. – Не переживай, это скоро закончится.
Я судорожно выдохнула, разом вспоминая всю свою мотивацию идти за этим парнем и делать все, что он мне скажет. Даже находить и закрывать межпространственные коридоры.
Мы заняли освободившиеся места. Я уставилась на свои руки – кожа на правом запястье все-таки вспухла от моих нервных почесываний. Заметив, что Данте тоже смотрит, я поспешно накрыла покрасневшее запястье ладонью.
– Когда мы будем в межпространстве, постарайся не паниковать, – сказал он. – Даже если покажется, что у тебя есть повод. Там полно искажений. Но я буду неподалеку и защищу тебя.
Пусть я понимала, что защищать будут не меня, а какие-то интересы Анджелы Боттичелли, мне захотелось сказать ему что-то хорошее в ответ.
– Извини, что ударила тебя.
– Ты сама знаешь, что извиняться не стоит.
Я пожала плечами, расстроенная, что мой добрый жест не достиг цели. Ему стоило сказать что-то вроде «ничего страшного», а не отбрасывать мои извинения, как что-то абсолютно неуместное.
– Сначала ты попадешь в кокон, – продолжил Данте. – Постарайся выбраться оттуда, и тогда я смогу тебя найти.
– П-погоди, какой еще кокон?! – яростно зашептала я. – Ты говорил только о коридоре!
– Но ты же не думала, что межпространственный коридор похож на обычный коридор?
Вообще-то именно так я и думала.
– Кокон – это что-то вроде индивидуального лифта, который привозит тебя в межпространство. – Данте было все равно, что только что он в очередной раз выбил почву у меня из-под ног. – Прежде всего ты должна выйти из лифта.
Я открыла рот, чтобы возразить, чтобы сказать, что нельзя просто толкать меня в неизвестность и надеяться, что я не попытаюсь сопротивляться, но тут же решительно его захлопнула. Настигшее меня понимание было за пределами моих собственных чувств. У него не было ни одного источника – оно просто появилось, сплетясь со всем, в чем я была уверена в своей жизни. И сделало вид, что всегда находилось там.
– Сейчас, – сказала я, поднимаясь и пробираясь к выходу из вагона. Данте понятливо последовал за мной. Мы аккуратно протеснились через пассажиров к дверям, Данте стал перед одной створкой, я перед другой. Мы посмотрели на отражения друг друга, и спокойная, молчаливая обреченность опустилась мне на плечи.
– Сосредоточься, пожалуйста, – спокойно сказал Данте. – Не пытайся рационализировать. Просто прими все, что увидишь. И ничего не бойся.
Его рука вдруг скользнула к моей, обхватывая ладонь – я вздрогнула от неожиданности, и посмотрела вниз. Костяшки пальцев Данте были покрыты пятнышками витилиго. Я поспешно подняла взгляд и вновь столкнулась с серьезными серыми глазами. От зрачков расходились темные лучики, разбивая радужки на ровные секторы.
– Если держаться за руки, переместиться будет проще, – объяснил он. – А теперь закрой глаза.
И я послушалась. Закрыла глаза. Я вновь не сосредотачивалась, я вновь не чувствовала ничего необычного – как всегда, когда делала срез. Даже то, что малознакомый парень, знавший о моем даре куда больше моего, держал меня за руку, особо ни на что не повлияло – кроме зарождения смутного беспокойства, что держать мою вспотевшую ладонь может быть неприятно. Пока я ждала команды открыть глаза, вокруг меня постепенно затихли все звуки. Сначала исчез фоновый шум движущегося поезда, затем голоса людей, затем – стук моего собственного сердца. И через вечность, продлившуюся несколько мгновений, я открыла глаза сама.
В вагоне больше никого не было. Я должна была почувствовать облегчение, потому что все шло так, как объяснял Данте. Но страх, судорогой пробежавший по мышцам, был куда естественнее.
Я попала в кокон.
Пространство между
«Ничего не бойся, – напомнила я себе, медленно выдыхая. – Он сказал, чтобы ты ничего не боялась».
Я сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться на том, что происходило вокруг. Пустой вагон поезда казался еще более тесным, чем в час пик. Чувство опоры стало совсем слабым, и я взялась за металлический поручень. Он еще хранил тепло десятков рук, которые только что за него держались. Это было жутко.
Как будто не я исчезла из реальности. Как будто я – единственная, кто в ней остался.
Невозможно определиться с поводом для паники, когда тебя пугает абсолютно все. Пустота, теснота, дезориентация, мерное постукивание колес по рельсам… стоп. Поезд, в котором я находилась, все еще куда-то ехал.
Я выглянула в окно. Там меня ожидала привычная, на первый взгляд, темнота. Но на второй взгляд она перестала быть привычной. Я не могла разглядеть коммуникации, обычно выхватываемые из тьмы светом внутри вагона. Чернота за окнами была неестественно плотной и равномерной, словно кроме самой тьмы в ней ничего не было. И за миг до того, как мне показалось, что я смогу все-таки что-то в ней разглядеть… я отпрянула. Инстинктивно. Словно защитные механизмы во мне, более мудрые и более древние, чем сама жизнь, сработали, спасая от того, с чем я не должна была сталкиваться. Что мне нельзя было видеть.