Аномалия
Шрифт:
– Анджела, дорогая, вот потому я уговаривал тебя завести личного помощника. – Толкнув приоткрытую дверь, вошел еще и Дмитрий Соболев. Обычно я была рада его видеть, но такой проходной двор в собственной спальне кого угодно встревожит. – А моей ассистентке, будь добра, не приказывай. Я попросил ее побыть с Кларой до моего прихода. – Он повернулся к распрямившей плечи Нане и дружелюбно кивнул: – Спасибо, Нана, вот теперь можешь идти.
Когда она ушла, улыбка схлынула с лица Дмитрия, и он со вздохом опустился на край моей кровати.
– Тебе не обязательно сидеть
Я торопливо вскочила, чувствуя, как кружится голова, пересекла половину комнаты и опустилась в кресло. Оно было мягким и уютным, и обычно я предпочитала забираться в него с ногами, но не сейчас. Я перевела растерянный взгляд с Анджелы на Дмитрия. Оба напряженно молчали, и обоим очевидно было что сказать.
Что это может значить? Может, это проверка? На стойкость, на готовность к стрессовым ситуациям? Я ее провалила? Они здесь, чтобы сказать мне, чтобы я убиралась отсюда? При одной мысли об этом хотелось просто исчезнуть.
Анджела замерла у подоконника, беззвучно постукивая о него подушечками пальцев. Тишина звенела у меня в ушах, и я так и сидела, растерянно вцепившись пальцами в подлокотники. Что происходит? Почему Анджела и Дмитрий так расстроены? Чем это мне грозит?
– Клара, как ты? – спросил Дмитрий через бесконечно долгую минуту.
Я открыла рот и тут же захлопнула его, по привычке едва не выпалив «Все хорошо, спасибо».
– Что я сделала? – спросила я вместо этого; изо рта не вырвалось и звука, поэтому я сосредоточилась и повторила: – Что я сделала?
Дмитрий бросил беспомощный взгляд на спину Анджелы. Да, он спас меня много месяцев назад в Киото, явившись словно бы из-под земли и рассказав, что произошло. Спасти меня снова, судя по всему, он не мог. Поэтому не ответил. Ответила Анджела, но не мне:
– Куда больше меня интересует вопрос, что мы будем делать, Дмитрий. Этого не должно было произойти, ты понимаешь?
– Давай для начала послушаем, что скажет он. В любом случае, нельзя принимать поспешных решений исходя только из наших страхов.
Глаза заново наполнились слезами. Почему они ведут себя так, словно меня здесь нет? Почему они говорят обо мне так, как будто я их не слышу?
В комнату вошел незнакомый мне парень в черной куртке и выжидающе замер у двери. И через мучительный момент я вдруг поняла, что не такой уж он и незнакомый. Это был тот самый юноша с зарисовки Оскара. А еще, судя по расцветающему на скуле синяку, это был мой утренний преследователь.
– Данте, – с видимым облегчением выдохнула Анджела. – Я же говорила тебе взять на кухне лед.
Данте неопределенно дернул плечами и привалился к стене, не удостоив взглядом ни меня, ни Дмитрия. Он был похож на насупленную птицу – слишком резкий разлет бровей, слишком выраженные крылья носа, слишком упрямый подбородок. Я постаралась избавиться от ассоциации, чувствуя, что от этой насупленной птицы зависит что-то, пока находящееся за гранью моего понимания, но от этого не менее важное.
– Что скажешь, Данте? – спросил Дмитрий, переплетая пальцы. – Каковы прогнозы?
– Четыре открытых коридора, – бросил Данте, по-прежнему не глядя на Соболева. – Киев-Минск, Минск-Тбилиси, Тбилиси-Москва, Москва-Прага. Расстояния не слишком большие, так что, по крайней мере, их можно закрыть.
Данте имел в виду новые срезы, через которые я пыталась запутать след. Но я никогда не слышала, чтобы кто-либо в Особняке называл срезы «коридорами», которые можно открывать и закрывать.
– Что насчет профилактики? – Анджела взяла в руки рамку для фото – мою пустую рамку, – и без всякой на то причины мне захотелось, чтобы она немедленно вернула ее на место.
– Четыре среза за несколько часов, – пожал плечами Данте. – Дело ваше, синьора Боттичелли, но это очень хороший результат.
Рамка со стуком опустилась на подоконник. Анджела смотрела в окно, отвернувшись от нас, и молчала.
– Коридоры, – с усталым вздохом заговорил Дмитрий. – Ты сможешь их закрыть?
– Да, если она поможет.
Я вздрогнула.
– Но завтра, – добавил Данте после недолгой паузы.
– Ты полагаешь, это подождет до завтра?
Данте отлип от стены и положил ладонь на дверную ручку.
– Посмотрите на нее, господин Соболев. Она выглядит так, как будто сейчас откинется. – Сам он за все время ни разу не взглянул на меня, чтобы так говорить, но я ни за что на свете не решилась бы обратить на это всеобщее внимание. – Пусть отдохнет. Мы пойдем завтра с утра, и все коридоры будут закрыты еще к полуночи.
Данте вышел. Анджела и Дмитрий переглянулись, но никто из них больше не сказал ни слова. Выходя из комнаты, Анджела неловко погладила меня по плечу и ободряюще улыбнулась. Я улыбнулась в ответ, просто по инерции, нисколечко не поверив этому псевдо-заботливому жесту. Они ничего не объяснили. Они говорили так, словно меня нет в этой комнате. Словно я вещь. Инструмент.
Я заперла дверь, трижды провернув ключ в замочной скважине, и посмотрела на пузырьки в оконных стеклах. Неподъемная тяжесть навалилась мне на плечи; тяжесть от страха, что мир вокруг меня вновь спятит, и непонимания, что меня может ждать в обозримом будущем. Через стекло я видела налившуюся красным луну другого мира. Один из пузырьков увеличился и лопнул, оставляя по себе маленькую рытвину.
Через мгновение он снова был на своем месте.
Я заплакала.
Открытые коридоры
Ванная стала моим пристанищем до четырех утра. В основном я просто прятала голову в коленях, пока потоки горячей воды лились на меня сверху, отрезая от восприятия. Когда я решилась выйти, голова кружилась от жары, а ладони были настолько сморщены, что, казалось, из такого состояния кожа никогда не выровняется обратно. Я не осмелилась вытирать полотенцем запотевшее зеркало – из него вполне могла смотреть Клара-без-лица. Я пробралась в комнату с несвойственной мне осторожностью, не запнувшись в складках коврика и не позволив сквозняку хлопнуть дверью в ванную. Казалось, что любое неосторожное движение способно всколыхнуть пространство, запустить этот ужасный процесс снова – и в этот раз, столкнувшись с растекающимися стенами и вскипающим оконным стеклом, я точно двинусь умом.