Анри Барбюс
Шрифт:
Он вообще не может ничего делать вполовину. Даже в рыбную ловлю он вносит багаж эрудита и вдохновение художника. Он не только поглощен ею как спортом, он увлечен ее историей, эстетикой, философией…
— Столько умствований, чтобы подвести теоретическую базу под бесцельное времяпрепровождение с удочкой в руках, — бормочет Барбюс, сталкивая в воду лодку.
Вайян отталкивается веслом и ставит ее наперерез волне. Солнце садится в совершенном покое и полной невозмутимости моря — будем с рыбой! Вайян опускает самодельный якорь, закрепляет лодку
Барбюс машет с берега рукой, и добрая улыбка не сходит с его губ все время, пока он подымается к дому. И весь вечер, за работой, он чувствует радостную полноту бытия, которую всегда приносит с собой его друг.
Потом внезапно, как бывает на море, все изменилось. Задул мистраль, заходили волны с белыми гребешками, предвестниками бури. С проклятьями в адрес непогоды Вайян гребет к берегу.
Начиналась полоса прохладных дней, в дом врывался шум прибоя и металлический шелест туй.
В рабочей комнате Барбюса читали новые листы рукописи, курили, строили планы, вспоминали. Образ друга, погибшего так рано, так нежданно, возникал в сумраке приморского вечера.
Летом 1920 года Раймон Лефевр был послан в Москву Комитетом борьбы за присоединение к III Интернационалу. Б России он участвовал в работе II конгресса Коминтерна, встречался и беседовал с Владимиром Ильичей Лениным.
Вдохновленные всем увиденным в Советской стране, Лефевр и его товарищи рвались обратно, на родину, чтобы продолжать революционную борьбу.
В Россию Лефевр прибыл нелегально. Блокада закрыла ему путь через Польшу. Три француза: Лефевр и его спутники Лепти (Ф. Барто) и Марсель Верже — приняли решение отправиться морским путем из Мурманска на рыбацком баркасе. Они ушли в море с русским товарищем Александром Шубиным.
Никто из них не вернулся…
Перебирая события первых дней своей дружбы, первых лет совместной борьбы, Барбюс и Вайян-Кутюрье всегда возвращались мыслями к Раймону Лефевру.
Здесь, в «Вижилии», возник план нового журнала. Было облюбовано и название будущего журнала: «Монд».
По настоянию Вайяна-Кутюрье Барбюс взял на себя ведение литературного отдела в «Юманите». Он был увлечен этой работой. Он высказывал свои мысли о боевой роли искусства, о литературе — оружии в социальных битвах.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
B мире назревал новый революционный кризис. В Англии бастовало более пяти миллионов человек. В Вене вспыхнуло рабочее восстание.
А на востоке подымался желтолицый гигант. В распахнутой на груди рубашке хаки, с винтовкой наперевес, по лессовым дорогам шла революционная война в Китае.
Через моря и хребты к нему тянулись желтые и черные руки дружбы Индии и Марокко. Окраины мира ловили лучи дальнего маяка. Этим маяком был Советский Союз.
Ему было трудно. В темных закоулках Европы капиталистические наймиты убивали
Всю ночь на пустынную Лубянскую площадь смотрели бессонные окна серого здания ОГПУ, где осуществляли революционную бдительность ученики железного рыцаря революции — Дзержинского.
Страна пролагала путь, создавала индустрию, добивала остатки капитализма. Подвиг стал уделом целого народа.
В сентябре 1927 года Барбюс впервые пересекает границу СССР. Он входит в новый мир. Bce в этом мире делалось в первый раз. В первый раз в истории создавалось и укреплялось государство рабочих и крестьян. Рождалась новая промышленность, новая школа, новая культура, новый театр, новая литература — все в первый раз.
К Негорелому подъезжали ночью. Севшие в поезд на разъезде советские пограничники методически открывали двери купе, собирали паспорта пассажиров, привычным движением поднося руку к околышу фуражки.
«Люди в зеленых фуражках»! Вспомнился какой-то «опус» из серии «Криминаль-романов» в крикливой обложке, что по стандартной цене в одну марку продавались в вокзальных киосках Германии. Советские пограничники фигурировали в нем в качестве изощренных агентов Чека с демоническим взглядом, проникающим в скрытое нутро каждого, осмеливающегося пересечь границу «Совдепии».
Молодые люди в зеленых фуражках, с простыми крестьянскими лицами и неторопливыми отчетливыми движениями, проходившие по вагону, были собранны, подчеркнуто спокойны. Не герои детективного романа, нет.
Носильщики быстро выгрузили багаж пассажиров и на тележках повезли на таможенный пункт.
— Не торопитесь! Ваши вещи будут в зале досмотра! — объявили проводники.
Пассажиры имели время осмотреться. Ночь была удивительно тиха. И вообще эта граница отличалась от всех границ мира прежде всего тем, что здесь было тихо. Ни суеты, ни многолюдства, обычных на пограничных пунктах Европы. Может быть, просто потому, что с поездом прибыло не так уж много народу.
Барбюс подумал о своеобразном одиночестве этой страны, поставленной недоброжелательством ее соседей в положение отчуждения и изоляции, о героизме народа, пролагающего путь.
С великим напряжением налаживались внешние связи России. Прежде всего с Германией. В вагоне вместе с Барбюсом ехали представители фирм Бамаг и АЭГ, специалисты, прибывшие для монтажа германского оборудования, пресс-атташе германского посольства в Москве. Все они прибыли в СССР впервые. У них был такой вид, словно они ступили на почву Марса или Венеры. Это смешило и немного раздражало Барбюса.
Соседями Барбюса по купе была советская семья: сотрудник торгпредства, возвращавшийся на родину с женой и дочками. Они немного говорили по-французски.