Антакарана. Час расплаты
Шрифт:
Фонари откидывают довольно яркие лучи, поэтому не составляет особого труда осмотреть коридор, в котором мы оказались. Он представляет собой широкий каменистый тоннель искусственного или природного происхождения. Стены и потолки ровные и влажные, так что периодически вода капает кому-нибудь на голову.
Как только последняя участница – Триша – оказывается в тоннеле, каменная дверь с грохотом захлопывается за нами, создав тем самым определенную панику среди некоторых игроков.
– Мы ведь не пойдем туда, пока не расшифруем подсказку? – с надеждой в голосе спрашивает Бабур.
– Еще бы понимать, что она может означать. Где здесь взять плащ, а, тем более, третий предмет – чем бы он не являлся, – волнуется Ной.
Женщина, чье имя для меня
– Так не бывает в линейном квесте, – успокаивает ее Бабур, который своей наивностью уже порядком действует мне на нервы. – Если дверь захлопнулась, значит, все задания там уже выполнены.
– Извините, – раздается робкий вежливый голос.
Но на долговязового парня никто не обращает внимания. Игроки выдвигают предположения, горячо обсуждают притчу и ищут потаенный смысл там, где его нет. Алекс при этом, с присущим ему шармом, пытается шутить, а невероятно похожая на Блонду девушка так серьезно несет какую-то околесицу, что я почти полностью убеждаюсь в том, что глаза и чувства сыграли со мной злую шутку. Во всеобщей дискуссии не принимают участия лишь Эльф, Марко и я.
– Что же это может быть?! – восклицает с отчаянием в голосе Триша. – Я почти уверена, что этот предмет и является ключом ко всем нашим вопросам.
– Извините, – вновь вмешивается высокий парень с длинными волосами, – кажется, я знаю, о чем говорил Маэстро.
Внезапно галдеж прерывается, и все с изумлением уставляются на него. Смущенный подобным вниманием, парень продолжает:
– Речь идет о флейте. Еще в 350 году до нашей эры великий Аристотель сказал: «Флейта плохо влияет на дух человека – она слишком волнует». Тем самым философ подчеркивал, насколько губительно может быть воздействие этого инструмента на впечатлительных юных особ. Ведь из нее нельзя извлечь ни звука без вдохновения, без глубоко прожитых эмоций! Поэтому каждая нота волшебного инструмента наполнена чувством, проникающим глубоко в душу. Вот почему Мудрец не хотел брать флейту – она заставляла интенсивнее чувствовать тоску по дому.
Как мечтательно он об это рассказывает, какую страсть излучают его глаза в этот момент! Невольно я вспоминаю несчастного Холео, который также самоотверженно посвящал себя астрономии. Увлеченным людям всегда непросто живется в нашем жестоком обществе. Но каким бы пустым был наш мир без этих странных созданий, искренне верящих в великую силу искусства, религии, науки, разума, души – да мало ли чего еще!
На удивленно-вопросительные взгляды игроков долговязый пожимает плечами:
– Я музыкант с классической школой. Ребята из моей группы дали мне кличку Диез. Потому что я всегда на полутон выше, – и он застенчиво смеется. Эта тонкая шутка с намеком на высокий рост и голос мужчины в сравнении с нотным знаком диезом, который обозначает повышение любой ноты на один полутон, вносит определенное веселье в слегка растерянную компанию. Бабур начинает громко хохотать, мотая при этом головой и хлопая своими пухленькими руками по коленкам. Его смех так заразителен, что и Триша, которая еще недавно пребывала в состоянии глубоко шока, кажется совершенно об этом забыла. А я, в свою очередь, вспомнила, как приятно звучит гортанный смех Алекса…
– Первое дельное замечание за весь день, – коротко хвалит его Эльф. – А теперь хватит терять время. Не знаю, как вы, но я умираю от голода.
***
Алекс ведет нашу группу, негласно взяв на себя руководство. Должна признать, манипуляция людьми – это его конек. Лишь мне одной известно, что скрывается за подобными лидерскими качествами и какой подлой душой обладает этот, на первый взгляд, милый и остроумный парень.
Коридор оказывается на удивление длинным и неровным: он постоянно петляет, уходит вверх, опускается вниз. Скользкая скалистая поверхность заставляет нас часто спотыкаться или поскальзываться. Постепенно начинают появляться первые сталактиты и сталагмиты. С разных сторон слышно, как крупные капли соскальзывают с каменных сосулек и падают в образовавшиеся на полу лужицы, издавая самые разнообразные звуки. Мне то кажется, что я слышу чей-то шепот, то мерещатся капли дождя над головой, словно те барабанят по несуществующей жестяной крыше. Тоннель становится все шире, рельеф стен, пола и потолка – разнообразнее. Если раньше это напоминало скорее искусственное сооружение, то сейчас, вне всякого сомнения, мы идем по пещере природного происхождения. Все чаще на пути попадаются гроты или небольшие ответвления, каждое из которых заканчивается тупиком.
Игроки растянулись в линию и идут либо парами – тройками, либо поодиночке. Меня не покидает ощущение Дежавю. Пять лет назад я также бродила по темным пещерам, катакомбам, лабиринтам, но тогда все было иначе. Другие люди и мысли, иные цели… Сегодня все кажется проще, больше похожим на обычную игру. Складывается впечатление, что никто не воспринимает происходящее всерьез, организаторы не угрожают нам ни потопом, ни радиацией… Тем опаснее всеобщее заблуждение!
Проходит около часа, и на пути встречается развилка равнозначных дорог, каждая из которых вновь переходит в такой же тоннель. Я не прислушиваюсь к обсуждению вариантов действия. Вместо этого напрягаю голову, пытаясь сообразить, что бы могла значить подсказка Маэстро. Вне всякого сомнения, это задание способен выполнить лишь один из нас. И это не я, потому что притча не имеет для меня никакого смысла. Словно мудрец, мы бредем под покровом ночи. У нас есть свет, но по-прежнему нет ни плаща, ни флейты. А если бы и были – как все это применить на деле?
– Диез, послушай, – впервые за все время второго отрезка я произношу что-то вслух. Игроки удивленно устремляют ко мне свои взгляды. Судя по всему, они уже поставили на мне клеймо нелюдимой и довольно агрессивной особы, что меня вполне устраивает. – Это задание твое. Ты единственный, кто имеет представление о третьем предмете. Подумай, что тебя настораживает в этой развилке. Прислушайся к интуиции, разуму, сердцу! Что они подсказывают?
– Скорее слух, – смущенно произносит музыкант в наступившей тишине. – Я не уверен, мне надо… – он прерывается на полуслове и, ведомый непостижимыми для моего сознания силами, исчезает в первом коридоре, что-то мурлыкая себе под нос. Вскоре он возвращается и ныряет, на этот раз, во второй тоннель. Когда Диез вновь появляется, то улыбается во весь рот. Несмотря на несколько нелепое выражение лица, парень обладает определенным обаянием – наверное, дело во внутренней одухотворенности. Даже в тусклом свете можно видеть, как восторженно поблескивают его зеленые глаза. Быстро исследовав третий коридор, парень возвращается и с ликованием в голосе объявляет:
– Как же это гениально! Мне давно не доводилось видеть столь не примитивные квесты! Браво, организаторам!
– Не томи же, – торопит своего друга Бабур.
– Во втором коридоре, если затаить дыхание, можно отчетливо услышать музыку, которую играют сталагмиты и сталактиты. Да-да, не удивляйтесь! Я не знаю, как организаторы добились этого, но, скатываясь и падая, капли воды играют вступление увертюры «Волшебной флейты» Моцарта! Вольфганг Амадей был без ума от этого инструмента!
– Друг мой, это ты гениален! Готов поспорить, ты прекрасный и знаменитый музыкант в родной стране! – восклицает Бабур и не сводит с Диеза восхищенного взгляда.
– К сожалению, это не так, – с грустью в голосе возражает тот. В Америке сложно заработать деньги на музыке. Я работаю в компании, обслуживающей лифтовое оборудование, и играю с приятелями в музыкальной группе в подземных переходах и на городских площадках…
– Когда ты выиграешь 3 миллиона долларов, то обязательно станешь звездой! – простодушно заверяет его Бабур.
Меня удивляет их диалог. Я презираю такую наивность, но сердце неожиданно наполняется щемящей тоской – настолько мне не хватает веры в простую человеческую доброту и теплое слово.